Избранное

— Эта земля остается моимцарством! — шипел лев. Хвостом он бешено колотил по воде. Черная гадюка, свиваясь и развиваясь, плыла вдоль берега. Лев цапнул ее лапой, но угодил в дикобраза, который как раз высунулся из ямки в иле и ощетинил хвост. Впервые раненный, да еще сразу в семи местах, лев заревел, изливая боль и гнев от подобной обиды, и внезапно все пришло в движение. В один миг морской рукав наполнился звуками и закишел всевозможными существами. Фенеки фыркали, фонтанчиками взлетали тушканчики, быстроногие зверушки вихрем неслись в пустыню, а хищники мчали за ними следом. Обезьяны тоже целыми стадами устремились вниз по берегу, самки и детеныши в середине, вокруг — боеспособные самцы с оскаленными клыками. К таким движущимся крепостям без особой нужды не решалась подступиться даже пантера.

Крокодилы сердито поднимали головы.

— Что там опять за возня? — зевая, спрашивали они.

— Разбегается шустрый народец, — засопел в ответ бегемот. — Должно быть, многие уже в Нубии. Спите себе спокойно.

— Этого мы и хотим, — зевали крокодилы и снова закрывали глаза. — Нет ничего прекраснее тихой дремоты, — бормотали они.

— Вот они, наши друзья! — воскликнули египетские бегунки, прозванные «крокодиловыми сторожами». Попискивая и чирикая — взволнованно повествуя о своей прогулке на асбестовый холм, — опустились они на покрытые панцирем спины. По исконному своему праву и обычаю они прогуливались также между зубами чудовищ, выискивая червячков и личинок. «Когда ты спишь, а тебя почесывают — лучше ничего и быть не может», — млея от удовольствия, бормотал какой-то аллигатор. Щебет суетливых пичуг раздражал горделивых страусов. Они то и дело пытались взлететь, но их крылья были так обожжены, что им тоже пришлось шагать по земле. Сперва они вышагивали степенно, как фламинго, но, когда за ними погнался шакал, побежали быстрее жирафов.

Один только марабу, доверяя своему клюву, выступал так же медленно, как всегда.

Посейдон оставил молодого титана на месте. Вскочив на одного из коней, другого схватив за гриву, он помчался на Север, к своему гроту, сперва по морю, потом по суше, а потом опять по морю. Кони мчались с такой дикой быстротой, что пена держала их на поверхности. «С дороги, дельфины, с дороги, акулы, морской царь едет к себе домой!» — кричал Посейдон сквозь фонтаны соленых брызг.

Они летели, оставляя позади Крит, острова, рифы. «Быстрее! — рычал Посейдон, — быстрее! Покажите, на что вы способны». Кони мчались во весь спор. Какая даль! Они ликовали, что наконец-то испробуют всю свою силу. «Быстрее! — кричал Посейдон, — вы везете царя!» Он притянул к себе второго коня и, широко раскинув ноги, сидел теперь на обоих сразу, держа трезубец между ними и налету подцепляя усачей и скатов. «Быстрее, еще быстрей!» На мордах коней пузырилась кровавая пена. «Еще быстрей!» Впереди белая стена, Посейдон рванул к себе скакунов за гривы. Кони перекувырнулись вверх ногами. Посейдон лежал на песчаной отмели. Болели сломанные ребра. Из грота выскочил Тритон.

— Обсуши их! — лежа, приказал ему Посейдон. — Напои пресной водой! Отведи к нам и нарви им клевера! Это мои кони!

Тритон повиновался.

Скачка Посейдона длилась ровно столько времени, сколько понадобилось Артемиде, чтобы положить козленка рядом с маленькими зебрами. После этого она подошла к Прометею.

— Я также запрещаю тебе вступать в мои владения! — проговорила она, и слова эти дышали ненавистью. Ненависть ее звучала торжественно, без примеси гнева или страха, была чистой, холодной и тяжелой, как серебро. Прометей никогда не относился к этой девушке вполне серьезно. Лишь в этот миг понял он всю значительность и суровость ее чувств, хотя сам и не разделял их.

Артемида опустила козленка на берег и заклинающим жестом выставила вперед руки. Перед трезубцем Прометей не дрогнул. Обнаженных рук девушки он испугался.

— Чтобы ноги твоей больше не было в лесу, — произнесла Артемида, — не то я натравлю на тебя хищных зверей. Волчьи стаи будут преследовать тебя, медведи перегрызут тебе ребра! Куница вопьется зубами в ноги, вепрь распорет живот! Не жди ни милости, ни сострадания! Мир пришел в смятенье. Будь ты проклят!

Она взяла козленка на руки и убежала. Зебрят она оставила на месте. «Постой!» — крикнул ей вдогонку Прометей, но она бежала с быстротою лани.

Земля дрожала. Слышалось хлопанье могучих крыльев. Теперь затрусили прочь и шакалы.

Во рву остались только толстокожие и ослица с ее полосатыми новорожденными.

— Будь благоразумен и не гневи царя, — сказала Прометею Деметра. Она хотела удалиться молча, но все-таки заговорила и протянула руку титану. Поведение ее брата Посейдона показалось ей таким мерзким, что она не хотела уподобляться ему.

— Прощай! — молвила она. — Прощай, мой друг!

— Ты тоже меня покидаешь? — печально спросил Прометей.

— Я покидаю вас всех, — произнесла Деметра. Она бросила мешок из шкур и закуталась в свои растрепанные волосы. Прометей лишь сейчас заметил, что она обнажена и что, несмотря на копоть и пепел, покрывающие ее тело, она прекрасна.

— Останься с нами, Деметра! — попросил он.