Избранное

Удалившись в покои, Гера сбросила платье и омылась молоком бессмертия, амброзией, пищей и притиранием богов. Она омылась вся, с головы до пят, — не тронув лишь запястья и плечи. Потом вымыла волосы и, расчесав их, забрала наверх, уложив в пучок; оделась в тончайшее одеяние, сотканное для нее Афиной, застегнула на груди золотую пряжку и пошла к Афродите, чтобы на один день попросить у нее, своей врагини, защитницы Трои, чудесный пояс, обладающий силой обольщения.

Из поколения в поколение передается, как все это происходило; но ведь совсем не обязательно рассказывать все совершенно точно: чуть приврать, чуть подольститься, надеясь на святую простоту красавицы, умело расставляющей силки для других, при этом не предполагающей, что нежданно-негаданно сама попадется в уже приготовленную для нее западню. Все это и еще то, что сама супруга и сестра властелина богов и людей смиренно и униженно постучала в дверь соперницы, покровительницы супружеских измен.

Гера получила пояс до наступления вечера.

Поэты описывают его так: пестро расшитый узорами и заключающий в себе колдовские чары, которых семь: любовное томление, льстивость, кокетство, ласковость, велеречивые мольбы, страсть, неотступность желания. Но нам видится он по-другому: то была полоска обыкновенного беленого холста, и так же, как семь небесных цветов сливаются в единый белый, так и все волшебные чары объединены в философскую веру, что суть, как она есть, неотразима сама по себе.

Примеряя пояс перед зеркалом, Гера ожидала изменения своего облика, думала, что станет равной юной сопернице: белейшая кожа, изящные ушки, нежные брови, мягкое тело, а когда превращения не последовало, ресницы ее дрогнули от разочарования — Гера даже заподозрила какой-то подвох, но именно в это мгновение, объятая жаждой исполнения своего замысла, прозревшая, она обрела себя.

А была она неотразима — такая, каковой была.

Больше ничего и не требовалось, к тому же ей вспомнился этот пояс на Афродите: раньше Афродита никогда его не снимала, он был на ней и в тот памятный час у подножия Иды, когда они втроем предстали перед троянским царевичем: Афина Паллада в золотом снаряжении; сладострастная Афродита с поясом под прозрачным покрывалом и Гера в голубом одеянии, что и сейчас облегает ее грудь. Тогда она втайне мечтала о том розовом, бесподобном розовом, что был цветом Афродитовой груди, но теперь она знала, что грудь, стянутая поясом, — ее грудь, грудь Геры, обладающая необычным оттенком алого, ни с чем не сравнимого благородного цвета, близкого к коричневому. Да, то был красный цвет Геры, и она, Гера, а никто другой, — законная жена Зевса, который выбрал ее; нет, это она выбрала его.

Гера отправилась к Зевсу.

Поэт рассказывает, что она воспользовалась услугами бога Сна, это действительно оказалось не так-то просто, но мы упомянем такую подробность: ему, пугливому мальчишке, трясущемуся перед Зевсом, Гера пообещала отдать в жены тайно любимую им Пасифею, одну из харит, дочерей Зевса (чьей матерью была не Гера), повсюду сопровождавших Геру.

Кроме того, она надела чудесный пояс.

Гера и Сон собрались в дорогу — по островам и бухтам; Сон шагал мягко, стелился как туман, под ногами Геры — земля дрожала. Ни одна из богинь не могла сравниться с ней в поступи: вся крепость бронзы, пружинистость крон лесных деревьев, порывистость морских ветров были заключены в походке величайшей из богинь. Когда они достигли леса на Иде, Сон, обернувшись птичкой-козодоем, опустился на один из дубов, растущих на вершине горы, а в эти минуты Гектор метнул первый факел в греческие корабли.

Полдень недолог, и тени в полдень коротки.

Зевс, сидя у скалы под вязом, заметил приближающуюся Геру. Она шла оттуда, куда он как раз смотрел, и внизу уже полыхал первый корабль. Троянцы стояли перед лицом неприятельского флота.

Но он видел лишь ее.

Что за существо подходит к нему ближе и ближе, такое величавое, освещающее все вокруг? Его жена или богиня, рожденная воспоминаниями? Из какой пены, из какого моря? Внезапно послышалось журчанье вод, стекающих с горы.

— Кто ты, идущая сюда?

Неужто вдруг вернулось прошлое: ночь на острове Крит, их брачная ночь, когда он превратился в кукушку? И это она, единственная, несравненная, опора его власти — Гера? Он неотрывно глядел на нее, она подошла еще ближе. Гера! И пожар на греческом флоте — всего лишь отсвет на ее волосах. Ее походка, ее молчание… Голубое одеяние. Ее глаза. Блеск пряжки. Ее грудь.

— Куда идешь? — спросил он, и его слова прозвучали резче, чем ему хотелось. — Наверное, путь недальний, раз ты без коней и колесницы?

И она ответила:

— На край земли, увидеть отца Океана и мать Тетию, туда, к их древнему свадебному ложу. — (То же самое она говорила Афродите, обманывая ее. Разве может лицо матроны в морщинах, в складках воспламенить мужчину?).

Ложь, и все же — правда. Если Зевс сейчас скажет: «Иди!», она уйдет. Она промолвила:

— А колесница ждет у подножия горы, у источника.

И то опять была ложь, тем более явная, что Гера указывала туда, куда устремил взгляд Зевс, но он ничего не видел — кроме нее.