Избранное

Тут уж сердце Рейнеке и впрямь отчаянно забилось: он стоял на верхней ступеньке, и стоило только Изегриму выбить стремянку у него из-под ног, как его жизнь оборвалась бы навеки. Лихорадочно пытался лис придумать какой-нибудь трюк, чтобы еще раз повернуть дело в сбою пользу, но, сколько ни изощрял свой ум, ничего не приходило ему в голову. Чтобы оттянуть время, он решил сперва хотя бы попытаться заговорить. И вот он обратился к своим обвинителям, которые обступили его широким кругом, и сказал:

— Господа, я стою на пороге смерти и знаю, что мне от нее не уйти. Поэтому, прежде чем покинуть сей мир, я обращаюсь к вам с просьбой: позвольте мне публично покаяться! Я забочусь не о себе: мои грехи слишком велики. Но если не все мои злодейства будут известны, в них могут заподозрить какого-нибудь невиновного, а этого ни в коем случае нельзя допустить! Вот почему я хотел бы покаяться и откровенно признаться здесь во всем.

Большинство из тех, кто слышал эти слова, были ими растроганы. «Это небольшая и бескорыстная просьба, — говорили они, — ее поистине надо уважить!» Они попросили короля, чтобы он позволил Рейнеке публично покаяться, и король дал согласие.

— Только здесь, на верхней ступеньке, — сказал Рейнеке, — я едва ли смогу говорить, я боюсь свалиться.

— Так спуститесь ступенькой ниже, — недовольно сказал король.

Рейнеке спустился ступенькой ниже и повел такую речь:

— Боже, боже, помоги мне, — сказал лис, — ибо, сколько я ни оглядываю тех, кто стоит здесь, внизу, не вижу ни одного, кому бы я не причинил хоть какого-нибудь зла. Едва я вышел из-под материнской опеки, как стал охотиться на козлят и ягнят, отбившихся от своих. Однажды я загрыз ягненочка и нализался его крови, и мне так это понравилось, что на другой день я зарезал четырех козлят, и с тех пор не знал удержу! С каждым днем я все больше смелел: птиц ловил на лету, а зайцев на бегу, не щадил ни кур, ни уток, ни гусей. Да, многих я убил просто из кровожадности и закопал в песок то, что был не в силах сожрать.

Так я стал алчным разбойником, но я все еще был мелким разбойником, не таким крупным и сильным, как Изегрим. Он подстерег меня однажды в зимний день, когда я охотился в низовьях Рейна, волк сообщил мне, что он мой дядя, при этом взял меня за горло, крепко стиснул и спросил, не хочу ли я стать его сообщником в будущих разбойных набегах, мы-де будем вместе охотиться и по-братски делить добычу. Я согласился, а что мне еще оставалось, когда я чувствовал у себя на шее его когти?

Так стали мы с ним вместе охотиться: он крал что покрупнее, я — что помельче, да только делил он, как ему заблагорассудится. Случись ему одному зарезать теленка, он его один и сожрет. Но случись нам уложить теленка вместе — он, и его жена, и его семеро детей поедают все, до последнего ребрышка, да и ребрышко это я получаю после того, как младший волчонок обглодает его дочиста! И я бы, наверно, умер с голоду, но, благодарение Господу, я не терпел нужды. Мне достался клад, так что я был при деньгах — ведь золота и серебра там не счесть, не увезти и на семи подводах!

— Клад? — живо спросил король. — Вы сказали, клад? Как же он вам достался, Рейнеке? Рассказывайте, рассказывайте!

— Я так высоко стою, у меня голова кружится, государь, — проговорил Рейнеке.

— Так спуститесь на ступеньку ниже, — приказал король, и лис спустился на ступеньку ниже.

— Как мне достался клад, государь, я вам открою без утайки, — заявил Рейнеке. — Мне ведь все равно помирать, а золото с собой на тот свет не возьмешь. Так слушайте: клад этот был украден, а не будь он украден, вы, государь, были бы убиты, но из-за того, что он был украден, моему покойному отцу пришлось распроститься с жизнью.

21

Когда королева услыхала, что Рейнеке говорит об убийстве ее супруга, она испугалась.

— Заклинаю вас, Рейнеке, — взмолилась она, — ведь вы на пороге смерти, не лгите в свой последний час, скажите правду и сообщите нам, что вы знаете об этом покушении!

Но король перебил ее.

— Это мое дело! — сказал он. — Пусть Рейнеке сойдет вниз и все мне расскажет.

Со скрежетом зубовным отпустил Хинце веревку, лис сошел вниз, и король с королевой отвели его — а его шею все еще обвивала веревка — в сторонку и велели рассказывать. Можете себе представить, как смеялся в душе Рейнеке-лис! С лестницы-то я сошел, думал он про себя, потому что наврал им с три короба, но пока что у меня еще веревка на шее, и руки еще связаны, и враги мои еще не наказаны! А посему — смело вперед, будем врать дальше, без зазрения совести!

22

Король, конечно, Все еще не доверял Рейнеке и беспрестанно его спрашивал, правду ли он говорит.

Рейнеке же твердо взглянул в глаза королю и сказал:

— Неужели в свой смертный час я стал бы лгать? Из моего рассказа, государь, вы увидите, что я говорю правду, ведь я раскрою вам мошеннически? проделки, совершенные моими ближайшими родственниками, не пощажу даже памяти родного отца!

— Так говорите же, — повелел король, и Рейнеке продолжал свой рассказ.