Избранное

И вчера, и сегодня я был в доме Ли Цзиншу. Разве я не клялся, что больше туда не пойду? Но не пойти оказалось выше моих сил. Я стал рабом своей любви и своих страстей. Не могу прожить дня, чтобы не видеть ее; увидев ее, терзаюсь муками совести, но понимаю, что без Ли Цзиншу моя жизнь ущербна.

Нет сомнения, она — истинный ангел любви, такая чистая, такая нежная! Я люблю ее, я должен ее любить. А почему бы нет? Но сможет ли моя любовь принести ей счастье, что я могу для нее сделать? И останутся ли у меня силы, чтобы следовать своим убеждениям? В конце концов, как же мне быть?

9 июня.

Я внутренне убежден, что я должен идти к ней, должен любить ее. Да, убежден. Но почему же я не иду к ней, что не дает мне любить ее? И как мне быть дальше, есть ли у меня какой-то иной выход?

15 июня.

В этих записях — вся трагедия Ду Дасиня.

ЧЖАН ВЭЙЦЮНЬ

Из всего состава профсоюзного комитета настоящим единомышленником Ду Дасиня был лишь Чжан Вэйцюнь.

Ему шел всего двадцать четвертый год. Отец его был приказчиком в провинции Аньхой, семья жила небогато. В тот год, когда он оканчивал вторую ступень начальной школы, в провинции вспыхнули военные действия, их дом разграбили до нитки. Вскоре один за другим умерли отец и мать. Оставшись без всяких средств, мальчик подался в Шанхай; ему удалось устроиться на текстильную фабрику, где он и проработал восемь лет. По натуре это был человек осмотрительный и очень трудолюбивый. Вредных привычек за ним не водилось, родственников на иждивении у него не было, так что сводить концы с концами удавалось. Три года назад он женился и теперь был отцом маленького сынишки.

В нем, человеке вполне взрослом, оставалось еще много детской непосредственности и наивности. Именно поэтому он не мог молчать, не мог не возвысить голос, если сталкивался с несправедливостью и неправдой, а вид людских страданий исторгал у него слезы. Удовольствоваться собственным маленьким благополучием он был не в состоянии. Примерно с год назад он уверовал в «социализм», который проповедовал Ду Дасинь, загорелся желанием революционным путем покончить со всем несправедливым, что есть вокруг, и создать новый, совершенный мир.

Взгляды Чжан Вэйцюня сложностью не отличались. Несправедливостей в нынешней жизни он насмотрелся достаточно, а о прекрасном мире будущего узнал благодаря Ду Дасиню из книжек. Пусть он не мог, подобно ученому или писателю, подкрепить свои убеждения научными, философскими и социологическими доводами, зато вера его в пришествие великих дней была непоколебимой и граничила с суеверием. Как у всякого верующего, у него была своя религия — его убеждения. У него был свой Бог, имя которому — «счастье человечества». Разумеется, эти два слова были для него абстрактным понятием, и если бы его спросили, что именно он понимает под «счастьем человечества», он не смог бы подробно ответить. И все же он твердо знал, что нужно как минимум дать спокойную и радостную жизнь всем страждущим, что в будущем не останется места для несправедливости и угнетения. Не будет ни фабрикантов, ни рабочих, все станут равны, все будут наслаждаться миром и счастьем. Он был убежден, что такие дни придут, и придут очень скоро — быть может, через год или два. Из-за этого в нем порой возникало нетерпение, и он начинал выпытывать у Ду Дасиня, когда же начнется революция.

Не будучи пророком, Ду Дасинь, естественно, не мог дать ответа, но часто разъяснял ему свое отношение к тем или иным проблемам и старался поддержать его дух.

В деле Чжан Вэйцюнь был человеком смелым и решительным, он отдавал профсоюзной работе большую часть своего свободного времени. Стоило в любом из отделов комитета появиться сложному или опасному заданию, как все разом называли имя Чжан Вэйцюня, и он добровольно, смело и даже с радостью брался за его выполнение. За это все комитетчики были о нем хорошего мнения.