Избранное

Около одиннадцати Ду Дасинь вернулся в Яншупу. На тихой улице словно в строю стояли ряды домов. Вдали, в той стороне, изрыгали дым трубы текстильных фабрик, окрашивая ночное небо в кровавый цвет. На общем кровавом фоне выделялось светлое, будто белое облако, пятно: Ду понял, что это отсвет огней центральной части Шанхая. Там, в центре и в промышленном районе, люди наслаждались, болтали, веселились, трудились, страдали. А здесь были лишь тишина и гибель. Он помедлил перед своим домом, затем все-таки толкнул некогда покрытую лаком, порядком облупившуюся дверь и вошел.

В полной тьме Ду Дасинь поднялся по лестнице, заметив при этом, что в угловой клетушке еще не легли. Он отпер дверь и вошел в свою низенькую, тесную каморку. Нащупав на столе спички, он зажег стоявшую на подоконнике керосиновую лампу, переставил ее на стол и пошел запирать дверь.

Затем он опустился на стул, склонился над столом, подперев голову руками, и долго смотрел куда-то вдаль, погрузившись в раздумье. Но это ему наскучило, и он решил лечь спать.

Но тут послышался звук открываемой внизу двери, шаги по лестнице и стук в его каморку. Раздался женский голос:

— Господин Ду, вы еще не спите?

Ду понял, что это жена Чжан Вэйцюня, и поднялся со стула. Голос прозвучал снова, на сей раз более громко:

— Господин Ду, господин Ду, вы не спите?

— Нет, не сплю, заходите, пожалуйста! — произнес он и открыл дверь. С искусственной улыбкой он предложил вошедшей стул.

Однако она не стала садиться, а, опершись рукой о стол, спросила дрожащим голосом:

— Господин Ду, что с вами?.. Говорят, сегодня на привокзальной площади казнили одного революционера…

В волнении Ду Дасинь не мог ничего ответить. Он испытывал растерянность и душевную боль. Ему хотелось скрыть от вдовы правду, но разум как будто вовсе покинул его — он был не в состоянии ответить на простейший вопрос. Он понимал одно: это он лишил счастья эту женщину, это он повинен в страданиях, которые ее ожидают, это он отнял у нее опору в жизни. Когда-то не жалел слов, расписывая им грядущее счастье, но на деле получилось как раз наоборот. Он не мог ничего сказать ей — его уста замкнула мысль о бедах, которые она уже терпит и которые ей еще предстоят. Какое значение могут иметь его слова? Потеряв контроль над собой, он упал на колени перед женщиной, закрыл лицо руками и стал бормотать что-то нечленораздельное — точь-в-точь мальчишка, который разбил любимую матерью вещь и теперь молит о прощении.

Женщина отступила назад и в изумлении воскликнула:

— Господин Ду, что вы делаете?.. Что случилось?..

Но тут же все поняла. Расставшись с надеждой, она упала на стул и горько зарыдала. Негромкий плач ее леденил душу, в ночной тиши он звучал как стенания бесприютной души покойника.

Проснулись соседи. В их сердца вселился безотчетный страх, но вскоре они накрылись с головой и снова уснули. Несчастья слишком часто посещают бедняков, и плач в ночи для них не редкость. Даже не зная, кто это рыдает, они пожалели еще одного несчастного — очередную жертву злого рока.

Через некоторое время рыдания стихли, женщина подняла голову и устремила вдаль бесстрастные, полные слез глаза. Ду Дасинь по-прежнему в растерянности стоял на коленях и продолжал что-то бормотать.

Наконец она разобрала: «Я не могу допустить, чтобы ты умер один». Смысл этих слов был ей непонятен. Видя Ду в таком состоянии, она на минуту забыла о собственном горе и обратила свою жалость на него. Ей показалось, что перед ней не взрослый человек, а мальчик, которого выбранила мать. Мягким, тихим голосом она произнесла:

— Встаньте, господин Ду, я вас не виню.

Раздавшийся вдруг фабричный гудок заставил ее вздрогнуть: она знала, что он означает конец вечерней смены. Она помогла Дасиню подняться, довела его до кровати и укрыла тоненьким одеялом. Затем погасила свет, закрыла дверь и тихонько ушла.

Она вернулась к себе. При тусклом свете догоравшего светильника она взглянула на сладко посапывавшего в кроватке малыша и принялась думать об ожидающем ее безрадостном грядущем. Погладив малыша, она прошептала: «Бедный ребенок, у тебя больше нет отца». Снова нахлынули рыдания.

Когда лучи утреннего солнца проникли в комнату, они осветили бледное, болезненное лицо и мокрую от слез подушку.

РЕШИМОСТЬ

Через три дня после смерти Чжан Вэйцюня Ду Дасиню приснился сон.