Избранное

Как можно уповать на одного лишь хорошего человека, одну добрую волю? Что же из этого получится?

Верить хорошему человеку или начальнику — все едино. В любом случае крайне опасно передавать свою судьбу в руки другого человека, пусть даже двух людей, а самому устраниться, не шевелить мозгами, полностью доверяясь другим. А что, если эти двое окажутся такими, как Линь Бяо или Цзян Цин? Тогда и вовсе беда. Хорошие люди совершают хорошие дела. Верно. А если хороший человек ошибся, как быть? Ну, а плохой человек? Уж если он примется совершать злодеяния, их будет не одно, не два!

Как-то в 1970 или 1971 году я присутствовал на собрании критики в «Школе кадров Седьмого мая» для работников культуры. Прорабатывали двух «контрреволюционеров» — музыкантов. «Преступление против революции» одного из них состояло в том, что он воспевал Цзян Цин, используя мелодии шаосинской оперы; говорили, что Цзян Цин они не нравились, она называла их «упаднической музыкой». Итак, этот музыкант сочинял гимны в честь Цзян Цин на мотивы, которые ей не нравились, следовательно, он оскорбил Цзян Цин и тем самым «нанес удар по пролетарскому штабу». Доводы, конечно, нелепые и смехотворные, но так это было. На том собрании критики сама Цзян Цин не присутствовала, и никто не зачитывал ее «письменного выступления». В «Школу кадров» тогда часто наведывались ораторы, и вполне вероятно, что и по сей день они активничают. Это можно понять: разве кто-нибудь осмелится сказать о себе, что всегда поступал правильно? Но коли мы верим начальнику, нам приходится идти за ним туда, куда он нас ведет. Цзян Цин в начальниках — бежим за Цзян Цин, Линь Бяо во главе — «клянемся жизнь отдать», даже пляшем «танец верности», вырезаем узоры с иероглифом «верность». Ведь нам не приснилось все это.

Сейчас вроде бы пробудились. Эти десять лет прошли не даром. После такой закалки и испытаний мы, надо полагать, повзрослели и не станем снова словно дети. Надо живее шевелить мозгами, больше размышлять.

28 марта

Перевод Т. Сорокиной

28 НИКАК НЕЛЬЗЯ ЗАБЫВАТЬ

Помню, когда мне было года двадцать три, я купил в Чэнду памятную открыточку, чуть больше почтовой марки, и наклеил ее на книгу. В центре было изображено алое сердце, а с двух сторон по четыре иероглифа: «Будем все как один» и «Не забудь о национальном позоре». Говорят, иностранцы смеются над нами, мол, мы как «блюдо песка», а «энтузиазма нашего хватает на пять минут». Так что открытка, вероятно, была выпущена, чтобы воодушевить самих себя. Я в то время был истым патриотом. Впоследствии я увлекся анархизмом, но чувства патриотизма не утратил, потому что я — китаец, долго терпел обиды, дискриминацию, несправедливость. Моя судьба неотделима от судьбы моей родины.

Но я должен признаться: наклеил картинку, чтобы не забывать о днях национального позора — о седьмом и девятом мая 1915 года (седьмого мая правительство Японии предъявило Юань Шикаю «двадцать одно требование» с целью поработить Китай, а девятого мая Юань Шикай их принял. Вот тогда и были объявлены два дня национального позора). Прошло время, и я совершенно забыл историю с открыткой. Когда же случайно вспоминал, мне становилось не по себе: неужели и вправду моего «энтузиазма хватило на пять минут»? И с каждым таким упреком память моя о тех событиях все крепла. Тот национальный позор давно уж смыт. Нынешняя молодежь и не знает, что это за события «Седьмого мая» и «Девятого мая». Но я не забыл, я не хочу быть беспамятным…

В этом году со здоровьем у меня неважно, работы довольно много, и на чтение времени остается мало. Но как-то довелось мне просмотреть несколько вещей молодых писателей. Одни описывали перенесенные ими страдания, другие изображали жизнь такой, как она была, третьих занимали социальные проблемы… Короче говоря, эти произведения в той или иной степени открывают правду о разных сторонах жизни нашего общества. Но кому-то эти произведения претят, их называют «литературой шрамов», «обличительной литературой», заявляя, что такие книги повергают людей в уныние, вызывают «чувство неуверенности, безнадежности». Утверждают также, что «главное направление — это борьба», «надо писать о сопротивлении, воодушевлять людей». Поразительно! Кто из нас, в конце концов, грезит наяву — я или эти люди? Неужели все пережитое мною за те одиннадцать лет мне приснилось? Неужели бедствия, обрушившиеся на мир литературы и искусства, всего лишь фантомы? Прошло только три года, как пала «четверка», а уже находятся недовольные тем, что ее обвиняют в преступлениях и злодеяниях. Это ли не забывчивость! Позади нас огромная куча грязи, она все еще распространяет зловоние, оскверняя воздух; и вот, не шевельнув даже пальцем, чтобы убрать ее, знай себе орут: «Смотрите вперед!» Столько искалеченных людей — так неужели не дать им возможность залечить и перевязать раны?