Избранное

Он издавал стоны, полные боли стоны.
Новый акт трагедии разыгрался пред ним.

Ночь, холодная зимняя ночь.

Снег засыпал бескрайние нивы.
В сотрясаемый ветром помещичий дом
Врывается — с ружьями, с саблями — шайка бандитов.
Уж давно сбежали хозяева дома,
Лишь больной, на кровати простертый старик сторожит этот двор.
Его бьют, его тащат, бросают на землю —
Пусть расскажет, где золото спрятано, где серебро.
Что он может ответить? — Ему ничего не известно.
Но досада подстегивает разъяренную стаю волков.
Они роют в углах, половицы сдирают,
Только он все молчит, и они ничего не находят.
Его бьют, его тащат, бросают на пол.
Он кричит, он стенает, он униженно просит пощады.
Голос слаб, и рыданий ему не сдержать.
«Господа мои добрые, оставьте мне эту жизнь —
Жизнь собачью, что не стоит и медяка!
Пусть хранит всех вас Небо, пусть ведет вас все выше и выше!»
Словно пес, свою гибель учуявший, он вопиет,
Но не может заставить убийц опустить их мечи.
О, все выше взлетают эти бессчетные,
Эти сверкающие, отточенные мечи!
А теперь руби, руби, изо всех сил кромсай
Это тело из плоти и крови!
Алой кровью окрашены сабли,
Алой кровью забрызган пол,
Алой кровью замараны руки…

Очевидно, должно быть продолжение, но оно еще не написано. Он перевернул еще несколько листков и нашел заглавие: «Стоны души в бескрайней тьме». Под заглавием размашистая подпись: «Ду Дасинь». Читать первую часть стихотворения Ли Лэн не стал.

Имя «Ду Дасинь» было ему знакомо, он где-то уже встречал его. Ну как же, ведь Ду Дасинь — автор поэмы «Триумф Сатаны», напечатанной в журнале «Весенний прибой». Так вот он каков! Недоумение Ли Лэна враз улетучилось, ему был понятен этот молодой человек, но от этого стало лишь тяжелей на душе. Положив стихи, он стал глядеть сквозь покрытое слоем пыли оконное стекло.

Кашель молодого человека вывел Ли Лэна из глубокого раздумья. Услышав, что тот приподнялся на постели, он обернулся, и перед ним вновь предстало страдальческое лицо молодого человека. Ду Дасинь учащенно дышал, в уголках глаз еще дрожали слезинки, на мертвенно-бледных щеках проступали красные пятна.

Ли Лэну хотелось начать разговор, но подходящие слова не шли на ум. Снова ощутив неловкость, он кое-как выдавил из себя:

— Так вы и есть господин Ду Дасинь?

— Да! — коротко ответил тот парень.

И они разговорились.

ВО СНЕ И НАЯВУ

Было довольно поздно, но шумная шанхайская жизнь продолжалась своим чередом. Правда, этот район и особенно переулок Канъи были местом спокойным, и людские голоса обычно не мешали Ду Дасиню спать.