Избранное

— …и о первой настоящей любви в твоей жизни, о моей бабушке Ане ффренч. Видишь ли, Биби, раз уж я теперь готова принять как возможный, допустимый или даже реальный факт, что ты — тот, за кого себя выдаешь, значит, то длинное письмо 1930 года о ночи, которую Ана ффренч провела с любовником, о ее полоумном муже и несостоявшемся разводе ты и написал. И если как следует подумать о твоей ночной любовной вспышке, а потом о скоропалительном разочаровании и внезапной женитьбе на Кристабел Ли, то многое становится на свои места, и возникает новый вопрос.

— Какой новый вопрос? Это все вообще было в другой жизни!

Она иронически оглядела меня из-под ресниц.

— В чьей жизни? В пережитой заново? Довольно разумно с моей стороны, согласись, проявить особый интерес к твоим отношениям с моими предшественницами. Да к тому же эта женщина, твоя умершая жена, могла стать мне очень близкой родней, покойной бабушкой мужа, бабушкой твоего внука Боба-два, если бы по глупости или от большого ума, по милости или немилости Божией я не бросилась в твоиизменнические объятия, а отдала бы емуруку и сердце.

И мы перенеслись из гудящего кафе в те дни ушедшего лета, когда она запорхнула в Дублин и через сорок восемь часов оставила меня, который так долго был ей близким человеком, в недоуменной тоске, отвергнутого и презренного. Прихлебывая свой кассис, она все объяснила. Оказывается, по пути из Парижа в Дублин она завернула в Лондон и провела вечерок со своей подругой и соратницей, знатоком генеалогических наук Эми Пойнсетт. При этом имени я тихо опустил стакан на столик и принялся внимательно слушать, поглядывая на ее портфель, из которого она медленно вытягивала длинный плотный конверт. В детективном романе это был бы маленький черный пистолет.

— Мы, разумеется, поболтали о Деле Янгера. Она всегда называет свои занятия «делами» — так оно, дескать, романтичнее, а она — как бы мисс Марпл. Большей частью ее подряды, увы, требуют лишь техничности, они быстро выполняются и быстро забываются, но почему-то Дело о Пропащем Янгере ей все никак не казалось вполне «отыгранным». Малая часть его накрепко засела в мозгу как незавершенная работа — а именно Дело Кристабел Ли. «Вот навязалась пустяковина на мою голову», — откровенно посмеивалась она. И посоветовала мне, если я изберу ее профессию, никогда не пренебрегать такими странными наважденьицами — они иной раз наводят прямо-таки на золотую жилу; хотя отчасти-то Дело Кристабел Ли привлекало ее своим благозвучным названием. Родилась в Ричмонде, думала она, вышла замуж в Ричмонде, похоронена в Ричмонде. Местная девушка?

— Конечно, уступала она, Ричмонд с тех пор превратился в большой пригородный район с населением примерно двести тысяч. Но в 1930-м, когда мисс Ли вышла замуж, население Ричмонда, судя по старому справочнику, составляло 37 791 человек, и это включая немало жителей новых окраин старого города. Он и сейчас сохраняет очевидные следы былой провинциальности, теперь-то, конечно, утраченной: машины, автобусы, линия лондонского метро — Большой Лондон его захлестнул и далеко переплеснулся через него. Но и сейчас там есть деревенский луг с крикетным полем, древняя ратуша, старые кабачки, церквушка с могильными плитами семнадцатого века, кой-какие старинные дома, свой мэр и муниципалитет и, конечно, огромный парк с дворцом Тюдоров.