Избранное

В той же метрике приводилась девичья фамилия моей матери — Уитли, и это меня заинтересовало: фамилии Янгер и Уитли для Ирландии необычные, и стоило, значит, задуматься: может быть, родители мои все-таки англичане или англо-ирландские протестанты, хотя заметим, что крещен-то я был «согласно обряду римско-католической церкви». Упоминаю об этих метрических пустяках только потому, что мне было как-то лестно оказаться не совсем ирландцем, положим, не совсем и англичанином, но ирландцем по крайней мере не более чем наполовину. Вот, стало быть, и ключ, какой ни на есть. Но к чему ключ? Было мне приятно и оттого, что восприемница ребенка носила неирландскую фамилию Линдсей. И напротив, огорчили меня имя и фамилия восприемника — Пет Джо Макмагон. Однако все это относилось к событиям шестидесятипятилетней давности. Мало было надежды разыскать современников столь отдаленного детства. Факты фактами, но их человеческий смысл был бы куда красноречивей, если бы к метрике прилип седой волос нотариуса.

Следующие три документа я изучил вдоль и поперек и возвращался к ним неделю за неделей, каждый раз все более мрачно. Первый из них сообщил мне, что я был женат на некой Бриджет Олден, доказательством чего служила копия свидетельства о браке, датированная 1925 годом и напечатанная в церковном вкусе пурпуровым и черным шрифтами — выдержка из приходской книги храма святых Петра и Павла в городе Корке. Оказалось, что я помню это старинное здание, огромное и высокое, красный песчаник и серый известняк. Мне памятны были мощные своды и пыльный сумрак. Бриджет Олден я не помнил. Не мог припомнить ни свидетелей, Роберта Олдена и Ханору Фостер, ни совершителя обряда его преподобие Г. Куэна. Адреса сторон отсутствовали, и этот изъян стал для меня показательным: в подкинутых бумагах пока что невосполнимо не хватало тех простых бытовых подробностей, без которых нельзя восстановить в воображении забытый или полузабытый облик, — таких, как черты лица, одежда, выговор, гримасы, пристрастия по части еды и питья, политические предпочтения, предрассудки; скажем, пришел ли человек пешком или приехал на такси, трамвае, своей машине, — словом, всех тех пустячных мелочей, которые так обособляют всякую личность и в чрезвычайных, и в самых обычных обстоятельствах. Я, наверно, говорю о тайном изобилии крохотных штришков, создающих живописную глубину и отличающих первоклассный портрет от намалеванного подобия. Если я был репортером, я непременно пробавлялся такими вот подробностями. А тут их не было. Голые факты.

Другие два документа были как два удара под ложечку, бац справа, бац слева. Во-первых, свидетельство о рождении моего сына, Генри Янгера, появившегося на свет июня 6-го дня 1926 года в особняке номер 5, Вечерние Виллы, Нижняя Глэнмайр-роуд, Корк. Я не помнил о нем ничего. Во-вторых, коричневатая карточка, удостоверяющая мое «Право на бессрочное владение» могилой на кладбище св. Иосифа в Корке, участок номер 30, первая секция, ряд св. Финбарра. По-видимому, я приобрел это право затем, чтобы похоронить вышеупомянутого сына через неделю после его рождения.

От начальных дней своей второй жизни я убеждался, что я — стойкий приверженец всех основополагающих установлений и традиций; и поэтому, когда меня так немилосердно лишили удела мужа и отца, я сразу понял, сколькими давними, бесконечно близкими, домашними воспоминаниями пришлось пожертвовать ради прелестей нового будущего. И было стыдно за себя. Их опыт уже отнял у меня сына. А у кого-то еще — сына, отца или брата, который до нынешнего утра водил грузовик. Еще кто-то потерял шестилетнего ребенка. Не многовато ли жизней за одну?