Избранное

Высокая, сгорбленная фигура, повесив голову, двигалась вдоль цементно-серой ограды катка, и Неворожин с минуту следил за ней, не узнавая. И вдруг узнал. Это Семушка — Кладбище книг шел к нему, болтаясь на ходу, подрагивая и щурясь. Черт возьми, да ведь еще ничего не готово!

Он живо запер в стол бумаги, оставив только одно письмо — Пушкина к Ушаковой, чтобы начать разговор.

— Дмитрий, — негромко сказал он, пройдя коридор и остановясь подле последней двери.

— Да? — тоже негромко ответила Варвара Николаевна.

— Варенька, мне нужен Дмитрий.

— Он спит.

— Тогда разбудите его, — нетерпеливо сказал Неворожин.

На парадном позвонили, он не расслышал ответа.

— Варенька, пожалуйста. И пусть сразу же постучит ко мне, когда встанет.

Он поспешил в прихожую. Кладбище книг уже стоял там, подняв голову, разматывая грязный шарф и ни словом не отвечая Анне Филипповне, которая открыла ему с мокрой тряпкой в руках и как будто уже собиралась угостить ею непрошеного гостя.

— Анна Филипповна, это ко мне, — торопливо сказал Неворожин.

2

Семушка — Кладбище книг стал известен в 1918 году. Всюду, где продавались, покупались или просто перевозились книги, можно было встретить этого человека. Он проводил целые ночи на улице, покупая или просто воруя книги у подводчиков, вывозивших в ту пору брошенное имущество из барских особняков. Он поступал на службу в учреждения, занимавшие дома, известные богатыми библиотеками, и служил до тех пор, пока в библиотеке оставалась хоть одна редкая книга. И он не исчез, как исчезали другие чудаки этих лет. Это был собиратель умный, расчетливый, необычайно упорный.

Книги, попадавшие в его руки, исчезали бесследно. Ни один человек больше никогда и нигде их не видел. Никто не знал, где он держит свои богатства; он снимал маленькую комнату на Петроградской у немого сапожника, единственного человека, который мог бы, кажется, много рассказать о нем, если бы умел говорить.

«Ну, это вы уж никогда не увидите, — говорили в антиквариатах на Литейном, — это купил Кладбище книг».

У него не было ни жены, ни любовницы, ни родителей, ни детей. И одна страсть — редкие рукописи, гравюры и книги. Горбясь и закидывая голову, он, как нищий, бродил по городу с набитым книгами заплечным мешком, который он таскал в руке. Он был спокоен, рассеян и печален. Впрочем, однажды его видели в сильной истерике — когда в подвалах Мраморного дворца была найдена замерзшая библиотека. Радиаторы лопнули от холода, и вода залила книги, между которыми было не меньше пятнадцати инкунабул. Замерзшие страницы ломались и, едва оттаяв, превращались в кашу. От волнения он уронил одну из них на пол. Она раскололась. Он закричал, заплакал…

Он был очень богат, если только не уничтожал своих книг, — о нем ходили и такие слухи, — и десять лет ходил в одном пальто, которое в холода затягивал тонким кожаным ремешком. Он носил разбитое пенсне: от левого стекла отлетела половинка.

Его библиотека стоила не меньше пятисот тысяч, если в ней действительно была та коллекция эльзевиров, которую видел Данилевский, упомянувший о ней в своей книге.

3

Они говорили уже с полчаса — о болезнях. Кладбище книг жаловался на желудок, Неворожин советовал гимнастику и холодные обтирания.

— Нервный живот, — вздохнув, повторил Кладбище книг, — доктора посылают в Ессентуки. Но нечего и думать. Одна дорога двести рублей. Откуда я возьму такие деньги?

Архив давно уже был осмотрен — косыми взглядами, впрочем весьма откровенно. И бумаги, лежавшие на письменном столе, были ему уже известны. Как бы в рассеянности, он перебрал их, не прерывая разговора. Письмо Пушкина к Ушаковой было среди них, со стихами, с ироническим описанием обеда, на котором он шокировал всех, щелкая зубами орехи, письмо неизвестное, за которое любой антиквар отдал бы и жену и детей. Кладбище книг пробежал письмо и положил назад — бережно, но равнодушно.

— Да, очень плохо, — вздохнув, повторил он. — И с каждым годом, с каждым годом! Все советуют к гомеопату. Может быть!

— Семен Михайлович, — быстро и с дружески-откровенным видом сказал Неворожин, — мы с вами старые друзья, не правда ли?

— Еще бы.

— Так вот, после смерти Сергея Иваныча Бауэра остался архив. Его семья поручила мне отобрать наиболее ценные документы и реализовать их. Я хотел просить вас помочь мне в этом деле.

— Ага. Ну что же! Почему же!

Они помолчали.

«Трудно, трудно», — глядя на костлявые пальцы, которыми Кладбище книг рассеянно водил по губам, подумал Неворожин.

— Послушайте, — решительно сказал он. — Позвольте мне быть с вами вполне откровенным. У вас нет денег — очень жаль! Но у вас есть связи!

— Нет. Откуда?

— Ну, да ладно, — смеясь, возразил Неворожин. — Если нет, пожалуй, вы спросили бы меня, что за связи. Словом… — он понизил голос, — архив продается. Часть его, впрочем, довольно значительную, можно купить за советские деньги. Но некоторые бумаги…

Вялой рукой Кладбище книг снял пенсне и посмотрел на Неворожина, как все близорукие, неопределенно-рассеивающимся взглядом.

— Русские бумаги?

— Н-нет!

— А это…

Кладбище книг снова взял со стола пушкинское письмо.