Избранное

Хочу я Родину когда-то посетить,

Я долгих тридцать два ее не видел,

О, Мать моя, о, горькая моя,

Ну почему тебе чужой? Чем я тебя обидел?

Ведь итальянцы, турки каждый год

Спешат домой, стремятся к ней душою,

Увидеть землю, на которой родились,

И встречи ожидают с Родиною дорогою.

Ведь даже, если умерли отец и мать,

Осталось все: он от чего уехал – не уехал,

И Родина с сердечностью приветствует его,

Я был бы одинок, когда б на Родину приехал.

Прогресса время, улучшаться все должно,

А у меня в России все кривей и хуже,

Ведь генофонд, как ветром унесло,

И схватывает душу с ветром стужа.

Какая-то фальшивость, все наперекосяк,

Так много с челками на лбу полудебилов,

Позабирали телефонным правом все

И круговой с милицией порукой накопили силу.

А челочки на лбу носили воры, паханы

Там, в лагерях далеких, снегом занесенных.

Они законны были в этих лагерях,

Теперь в Москве они творят свои законы.

Как люди мучаются, и пером не описать,

Простаивают в пробках часика четыре.

Миллион мошенников – коррупция везде,

А милых и застенчивых – держи карман пошире.

Как жить? Кругом полнейший произвол,

А если ты еще предприниматель сдуру,

То жди: наркотики иль пистолет подсунут в дом,

Или предъявят фотографию жене, как спал с какой-то дурой.

С судами связываться и не думай, не моги,

Судья подкуплен, сам дрожит от страха.

Убийства громкие и до сих пор в пыли,

Тебя обманут и обокрадут в Госстрахе.

В домах опасно жить – квартиры на газу

Взрываются почти что повсеместно.

Ведь пьянь-соседи газа не закроют, и «кирдык».

И повторять об этом часто – просто неуместно.

Собачьи стаи расплодились там кругом,

И сотни москвичей страдают от напастей,

А в задницу им колют сыворотку день и ночь,

Спасают бедных от собачьей пасти.

О ценах о московских и не говори:

Какие там Парижи и какая там Европа?

В паршивейшем отеле, как за Куршавель

Заплатишь ты, уйдешь отсюда с голой жопой.

Подъезды – ужас, всех бросает в дрожь,

Они в грязи, в моче, на потолке окурки…

Опасным взглядом провожает молодежь,

Похожая на недоделанных придурков.

Быть может, не совсем я справедлив:

В Москве живет двенадцать миллионов,

А два процента вычислить от них —

Они живут в шикарнейших районах.

Домишки олигархов все огромною стеной окружены,

Охрана из спецназа, все двадцать четыре,

Такие молодцы, ой, мамочка, спаси,

Таких ребят не встретишь в целом мире.

Архитектурно – эти домики изыск,

Четыреста-шестьсот квадратных метров,

А что творится там за стенами у них,

Об этом я не знаю, нет ответа.

А взятки? Бедная, о, бедная Европа!

Открой-ка взяточника кейс и посмотри,

Как новенькие баксы, два-три миллиона,

Лежат и греют душу. С этим не шути.

Ну, все прогнило, все, что может гнить,

Парады, фейерверки, толпы, показуха —

И это о Москве, а о провинции что говорить?

Провинциальный город – полная разруха.

Ведь пенсия для всех три тысячи рублей,

А в переводе это восемьдесят евро.

Сто миллионов тянут в нищете,

И только русские живут отчаянным маневром.

Десятки тысяч километров нефтью залиты,

Разрушены дороги и дома в упадке,

Бесчисленные детские дома и воровство —

К ним деньги не доходят все идет на взятки.

Могучая, огромная, непобедимая страна!

Один-два корабля осиливают за год еле-еле,

Десяток самолетов, дедовщина, смерть солдат…

Когда же это кончится, на самом деле?

А посмотрите-ка на тех, кто спас страну.

Их часто за награды дома убивают,

Затем награды те на рынке продают.

Их мало уж осталось, время, умирают.

А где мораль, где гордость за страну,

За ту страну, за тех людей, что победили?

На памятнике Вечного огня сгорать живым

Прохожего невинного мальчишку положили.

В Москве места есть, где ты, как в лесу,

Но не среди деревьев ты идешь-хромаешь,

Идешь через шпалеру проституток молодых,

А схватишь триппер, сифилис иль спид – не знаешь.

Все, что я рассказал, не выдумка моя,

Я не барон Мюнхгаузен, об этом знаю.

Об этой ситуации нам Президент России рассказал,

Тому, кто этого не слышал, повторяю.

Не знаю, так не хочется мне ехать в никуда,

А, может быть, на старости поехать – будет легче,

А, может быть, уж никого не встречу я.

Как правильно сказал Саади нам: «Кого уж нет, а те далече».