Избранное

— Да, тут ее нет, — неохотно соглашаюсь я, — но ведь это список временных жильцов, а в полиции мне сказали, что Мария ван Дам проживает в отеле «Карлтон» постоянно. По-сто-ян-но, по официальным сведениям, господин Кортенаар. Как вы это объясните? — И я стараюсь поймать взгляд его бегающих глазок, но это мне никак не удается.

— Ах, господин, — говорит он, пожимая плечами, — мало ли что случается в этом сумасшедшем городе. Тут как-то вписали человека, которого и на свете не было.

Значит, моим спутникам никак не утолить жажду и букет наш не пригодится. Им так же не видать Марии, как мне не найти Фатьму в Бомбее.

Когда я вышел из-за прилавка, я увидал, что кафе опустело словно по волшебству и только молодая мать у дверей убаюкивала младенца тихой песней.

Али все понял и стал благодарить меня за все мои старания. Больше он меня о Марии не спрашивал, видно, убедился, что ему и его дружкам никогда не видать земли обетованной. Он взял стакан и долго пил воду, словно хотел смыть воспоминание о ней. А может быть, так лучше, подумал я, по крайней мере Мария осталась для меня какой-то иллюзией, а когда мечта превращается в действительность, она уплывает, уходит, как вода сквозь пальцы.

VI

Теперь, когда разошлись все неприятные посетители, я заказал вторую порцию спиртного, хочется отогреться у печки — мы заслужили этот отдых по всем статьям. И перед окончательным расставанием, зная, что нам никогда больше не встретиться, мне захотелось еще немного послушать дружеский голос Али. Я спросил его, из какого района Индии они родом, и тут выяснилось, что они вовсе не соотечественники Фатьмы, а родом из Афганистана.

— Из Кабула?

Нет, они не из столицы. Они живут в горах, на границе с Туркестаном.

А султан у них хороший человек?

— Откуда мне знать? — рассмеялся он. — Мелким пташкам лучше держаться подальше от орлов.

Я объясняю ему, что и у нас есть король, как в Англии.

— Да, — вздыхает он, — везде одно и то же.

Я спрашиваю — хорошо ли жить у них в стране, и он радостно говорит «да». Почему же они тогда ушли в море, вместо того чтобы жить у себя, в горах?

— Есть-пить надо.

А они женаты?

Нет, он сам холост.

— У нас в горах девушки и бараны дорого стоят. Сначала надо пойти в плавание, подзаработать денег. А этот вот — женатый. — И он показывает на своего соседа. — Мозгов у него не хватило. Кто же сначала женится, а потом уходит в море?

Очевидно, Али считает, что этому даже трудно поверить, он ищет подтверждения у своего «безмозглого» товарища, и тот грустно кивает головой.

Мне хочется узнать, что они думают о наших прекрасных женщинах — я сам ими очень горжусь.

— Женщины, которые продают морякам свою любовь, во всех портах отличаются только цветом кожи, сэр. Здесь они светлые, за Гибралтаром — смуглые, а за Аденом — совсем темные, как мы сами, но всюду они охочи до наших денег, так что не знаешь, куда спрятать свои сбережения. Но вот эта, — и он задумчиво смотрит на полудетские каракули, — эта совсем другая. Она как солнечный луч в тумане, все бросили работу, столпились вокруг нее, каждый хотел видеть, как она работает, быстро и помощи не просит, игла так и летает в ее руках, легко и весело, а она еще смеется, и зубы у нее сверкают, когда она откусывает нитку. Уж я и не говорю про то, на что все мужчины первым делом заглядываются. Не будь у меня этой бумажки в руках, я подумал бы, что мне все это приснилось. Я в море плаваю шестнадцать лет, а такую жемчужину в первый раз увидел, сэр. Да, жемчужина — иначе про нее не скажешь. И почему она нам встретилась в этом сером тумане, где человека никак не найти? Этого мы не знаем. Я вам говорил, какие мы ей сделали подарки, может, вы подумали, что этого мало, но мы простые матросы, денег у нас немного, так что мы отдали деньги нашему приятелю, этому безмозглому, и взяли у него шарф, который он купил для жены в Бомбее, и отдали ей, не думая, потому что, когда на нее глядишь, все мысли путаются. Когда хочется все отдать, ни о чем не думаешь, сэр.

Он ищет подтверждения своим словам у товарищей, и они соглашаются с ним и надолго умолкают, глядя в упор на стол.

Чтобы сломить тягостное молчание, я спрашиваю, какой они веры, но переход, очевидно, слишком резок, потому что он не сразу меня понимает.

Я пытаюсь изобразить графически смысл моего вопроса и рисую сидящего Будду с лотосом, мочки его ушей свисают до плеч, а пупок похож на пристальный глаз. И спрашиваю — это ли бог, в которого они верят?

Али сразу понял, к чему я клоню, и делится со своими друзьями — он переводит им из нашего разговора все, что считает важным.

— Нет, сэр, мы верим в Магомета, — решительно говорит он, и его соотечественники энергично кивают в подтверждение его слов. Он возвращает мне мой языческий рисунок, словно желая избавиться от него.

— И в Аллаха?

— Да, в Аллаха, — говорит он приглушенным голосом, словно боясь осквернить святое имя в этом грешном месте.

— Это хорошо?

— Да, это самая правильная вера, как говорят.