Избранное

Алина перехватила взгляд хозяйки и поняла, что та колеблется.

— Как будто мадам может решать без согласия хозяина, — сказала Алина Луизе достаточно громко, чтобы госпожа Брюло услышала и почувствовала себя уязвленной.

— Ну ладно, — сказала госпожа Брюло твердо. — Пусть остаются еще на одну ночь. Отнеси им завтра рано утром по чашке кофе и по две булочки, Луиза. Пусть долг будет на полфранка больше, — вздохнула она.

Вечером нотариус не захотел пустить Чико к себе в постель.

— Я думаю, у этой старухи в Польше есть еще одна дочь и несколько сыновей, — ехидничал Брюло. — Продай мебель и пригласи их тоже сюда.

— Позаботься лучше о завершении своего процесса, старый бездельник, — язвительно парировала мадам.

— Забери свою поганую мартышку, или я сверну ей шею, — пригрозил Брюло и замахнулся на Чико, не собираясь, однако, причинить ему вреда, так как любил зверька не меньше, чем его жена. Обезьянка одним прыжком вскочила на руки госпожи Брюло и возмущенно зашипела на нотариуса.

— Ну-ну, сынок, — успокаивала госпожа Брюло обезьянку, прижимая ее к груди. — Пусть только пальцем тронет. Я ему самому сверну шею. — И она повернулась к супругу спиной.

— Ха, ха, ха! — расхохотался Брюло. — Он заплатит с процентами! Держи карман!

XVI. ВИЗИТ

Если они не были в ссоре, то Луиза уже в семь часов утра приходила в комнату Рихарда и принималась за дело. Она чистила его одежду, штопала носки, меняла носовой платок и раскладывала все по местам, так как он сам этого никогда не делал. Чтобы не тревожить его сна, она снимала туфли и ходила по комнате в одних чулках.

Завтрак постояльцев, плативших лишь пять франков в день, состоял из чашки кофе и двух булочек. Но кофе был плохой — Алина заваривала его с вечера, чтобы утром подольше поспать. С тех пор как Рихард пожаловался на это Луизе, ему стали подавать каждое утро превосходный чай, а то и шоколад, если его варили для госпожи Дюмулен, которая одна имела на это право. Ему приносили теперь не две, а все четыре пли даже пять булочек, и Грюневальд съедал их без труда, ибо немцы любят плотно позавтракать. Из-за чая и шоколада можно было не волноваться, ибо они хранились в больших коробках и госпожа Брюло не могла осуществить настоящий контроль за их расходом. Но из-за несчастных булочек, с которыми немец расправлялся в одно мгновение, Луиза жила в постоянном смертельном страхе.

В половине восьмого Луиза присаживалась на краешек постели, чтобы полюбоваться на своего милого, а без двадцати пяти восемь будила его поцелуем в губы. И хотя от него частенько разило пивом, ей и это было приятно. Когда он открывал глаза, она шептала: «Доброе утро, Рихард». И он отвечал: «Доброе утро, Луизетта».

Как только Грюневальд уходил из дому, Луиза возвращалась в его комнату, чтобы унести остатки завтрака и поскорее уничтожить все следы чая или шоколада. Она с наслаждением вытягивалась во весь рост на его кровати, вдыхала запах его простыней и целовала подушку, на которой всю ночь покоилась его голова.

Она думала о нем с утра до полудня (в этот час он приходил в пансион обедать), а потом до самого ужина. Когда хозяйка отправлялась в Управление благотворительными заведениями, а хозяин с Чико на плече сидел в парадной зале, листая свои досье, Алина и Луиза, случалось, подолгу стояли у кухонного окна и смотрели на улицу. И Луиза сравнивала одежду, длину усов и цвет волос проходящих мимо мужчин с полосами, усами и костюмом Рихарда. Все молодые люди уже носили в то время высокие двойные воротнички, которые красиво облегали шею, но Рихард продолжал еще носить длинные, старомодные одинарные воротнички, оставлявшие горло открытым. Это вызывало у Луизы слезы умиления. Ах, Рихард, Рихард!

Через день они по вечерам ходили гулять. Луиза охотно ходила бы каждый вечер, но Грюневальд три раза в педелю посещал Немецкий клуб, где пил пиво и играл в кегли. В хорошую погоду они бродили в Булонском лесу, а в дождь сидели на открытой террасе какого-нибудь захудалого кафе возле крепости. Луиза клала голову ему на плечо и жадно рассматривала все, что могла в нем заметить, даже волосы, росшие у него в ноздрях. Иногда она дразнила его, не давая ему поднести стакан ко рту, или неожиданно щипала его за ногу. И по ее сдержанному смеху он видел, как она счастлива. Если мимо проходил посетитель или кельнер, Грюневальд просил ее быть осторожнее, но Луиза была глуха и слепа. Тогда он напоминал ей, что тут может оказаться кто-нибудь из постояльцев «Виллы», а для нее было бы лучше, чтобы никто ни о чем не догадывался. Он не смел признаться, что немного стыдится ее, ибо сразу видно, что она только служанка.