Избранное

— Ах вы безумцы! Горе вам, горе, порождения ехиднины! Вам бы справить тихий благодарственный праздник — ведь человек ни за что ни про что возвращен обратно в сию проклятую юдоль печали… Лазарь, ничем того не заслуживший, воскрешен из мертвых… а вы превратили этот праздник в бал сатаны! Одумайтесь, покуда еще не поздно! Поворотите назад, ослепленные души, покуда не засосала вас с головой бездонная трясина погибели!

Пастор Фруэлунд пристыженно отвернулся. Он не привык к такому низкопробному тону, который знаком был ему лишь по тупоумным уличным сборищам Армии спасения в больших городах. Впрочем, выкрики Анкерсена скоро потонули в общем гуле голосов и пении.

Но тут священник неожиданно получил ощутимый толчок в бок. С быстротой молнии он оглянулся, готовый к самому худшему, и встретил озлобленный взгляд Анкерсена. Глаза управляющего были налиты кровью, он бешено взревел:

— А вы ни слова? Стоите здесь и… молча соглашаетесь, да? Не оказываете мне никакой поддержки в борьбе, которую я веду у вас на глазах?

Священник чувствовал, как в нем закипают ярость и стыд. Ему стоило немалых усилий сдержаться, чтобы не задать этому болвану и наглецу вполне заслуженную головомойку. Бесстыжий тип! Многие из стоявших вокруг от души хохотали над этой сценой. И вдруг сам Анкерсен тоже разразился зычным презрительным хохотом.

Пастор Фруэлунд с искаженным лицом проложил себе дорогу к выходу. В дверях он остановился.

— Анкерсен! — строго позвал он.

Но Анкерсен затерялся среди других, его нигде не было видно… ага, вон он, стоит на коленях перед нотным пюпитром и… бормочет молитву! Вокруг собралась толпа слушателей. Багровый нос его блестит от пота или от слез, ноздри раздуваются.

Пастор с омерзением отвернулся. Он вышел в прихожую. Но удобно ли ему уйти домой, бросив этого сумасшедшего одного? Из комнаты донеслось псалмопение. Псалмопение! Это был один из тех псалмов, которые пастор Фруэлунд сам выбрал для церковного концерта, столь прискорбно расстроившегося. «Всякое дыхание да славит господа!»

Он открыл дверь и крикнул повелительным металлическим голосом:

— Управляющий Анкерсен!

Но Анкерсен и ухом не повел. Он стоял, широкий и приземистый, с невидящим взглядом из-под очков, и самозабвенно пел вместе со всеми последний куплет псалма.

Священник пришел в замешательство. В голове его промелькнула мысль, что Анкерсен, быть может, в чем-то прав и вот… одержал победу. Ведь все собравшиеся дружно участвуют в этом псалмопении. Что же это за фокус-покус?

Когда псалом был допет до конца, пастор разом решился и вошел в комнату. Анкерсен заметил его и устремился навстречу. Лицо управляющего перекосила гримаса боли и ярости, он со стоном обрушил на священника бичующую речь:

— А вы сбежали! Попросту взяли и сбежали! Вы, кому надлежало поднять на них свой духовный меч, поразить их громом своих речей, этих злосчастных овец! Вы, кому надлежало вернуть этих заблудших обратно в загон! Вы сбежали, как жалкий трус… испугавшись за свою… за свою красивую шкуру!

Анкерсен вдруг захохотал во все горло, потом так же внезапно умолк, подошел к священнику, плюнул ему изо всей силы в лицо и прорычал:

— Я плюю на тебя! Ты не друг мне, ты мне враг! Убирайся отсюда, левит, фарисей!

Пастор сжал губы и вышел вон. Он был очень бледен.

Стоя в дверях, Анкерсен с угрозой потрясал ему вслед поднятыми вверх кулаками:

— И не смей больше попадаться на моем пути, пес лицемерный!

3. Странно противоречивый любовный жребий молодого поэта Сириуса

В лирическом творчестве Сириуса Исаксена так называемые стихи о Леонорезанимают значительное место, выделяясь особой красотой. Это, по выражению доктора Матраса, «любовные стихи, исполненные такой неземной чистоты и просветленности, что порою заставляют вспомнить чуть ли не самого Шелли».

В литературных кругах долгое время полагали, что Леонора, вокруг которой вращаются стихи, была чисто абстрактным образом, чем-то вроде «музы поэта», но позднейшие исследования показали, что такое предположение было ошибочным, ибо Леонора этих стихов существовала в действительности. То была Леонора Мария Поммеренке, дочь судьи, а позднее члена судейской коллегии Иба Торласиуса Поммеренке и его супруги Элисабет, урожденной Палудан-Мюллер.

Об отношении поэта к этой женщине и будет здесь рассказано подробнее.

В школьных делах Сириусу сопутствовала удача. За полтора года существования школы прибавилось тринадцать новых учеников. Трое из старых выбыли: Петер и Орфей поступили в приходскую школу, а дочь кузнеца Юлия стала взрослой девушкой.