Избранное

Впрочем, что значит доброта! Адвокат Веннингстед не был лицемером при всех своих малопривлекательных чертах. Для этого он слишком долго жил в одиночестве, заполненном плодотворными раздумьями. Он был человек практического склада, рационалист, употребивший большую часть своей шестидесятилетней жизни на то, чтобы умело и продуманно таскать каштаны из огня для людей за соответствующий гонорар, а поскольку он был от природы бережлив, то постепенно сделался довольно состоятельным и относительно счастливым человеком. Но иногда, а в последнее время все чаще, его посещало тягостное чувство, что он обделен чем-то очень важным. Он не хотел сентиментально называть это любовью,это звучало бы слишком по-анкерсенски! Попросту говоря, ему не досталось женщины.

Он любил женщин, любил на истинно мужской манер — так, как охотник за бабочками любит бабочек: какая прелесть, надо поймать! А чтобы поймать, требуется, с одной стороны, осторожность, с другой стороны, решительные действия. В осторожности и осмотрительности у него никогда не было недостатка, но в тех редких случаях, когда он выказывал решительность, ему все как-то не везло, и теперь надо было всерьез поторапливаться, коль скоро он все еще льстил себя надеждой увидеть бабочку в своем сачке.

Что его избранницей стала Элиана — на это трудно что-либо возразить, она была как раз такая женщина, из-за которой ничуть не зазорно потерять голову.

Веннингстед, не кривя душой, признавался себе, что потерял голову из-за Элианы. В своем одиночестве он чувствовал, что молодая вдова оказывает на него электризующее действие. Хотя она была не так уж молода, ей было тридцать три — тридцать четыре года, для него она, в сущности, оставалась прелестной девушкой из «Дельфина», той самой, которую забыть невозможно. И то, что теперь эта женщина должна была как бы отойти ему, это было только справедливо, иначе и быть не могло. Настала его очередь. Это само собой разумелось. И доброе начало уже положено. Он о ней позаботился, проявил к ней внимание и оказал реальную, ощутимую поддержку, а она была с ним мила и платила благодарностью.

Возможно, она бы вообще легко и просто далась ему в руки, если бы не эти ее нелепые и бессмысленные надежды, что муж может вернуться. Суметь бы как-нибудь деликатно убедить ее в том, что они напрасны! Но ничего, подождем. Со временем все само образуется. Однако в этом адвокат Веннингстед жестоко ошибся, ибо жизнь снова сыграла с ним злую шутку. Коварной судьбе было угодно, чтобы именно Веннингстед нашел бутылку с письмом Морица!

Приключилось это однажды холодным и ветреным февральским утром, когда адвокат по своему обыкновению совершал одинокую созерцательную прогулку вдоль берега моря. Черная блестящая бутылка валяется между камней в маленькой бухте, лениво припрыгивая на волнах, и у него появляется вдруг мальчишеское желание разбить эту сиротливую бутылку, он приподнимает трость, чтоб ударить по ней, но в ту же секунду спохватывается: бутылка-то закупорена, возможно, в ней есть какая-нибудь записка.

И в самом деле, в бутылке бумажка. Ассигнация в пятьсот крон! О господи! И поперек ассигнации — неуклюжим почерком:

Элиане. Привет от твоего Морица, мы еще увидимся.

Адвокат Веннингстед в глубокой задумчивости сложил пополам зеленую бумажку и сунул ее в карман.

«Мы еще увидимся, — думал он. — Вон оно как. Мы еще увидимся. Но при каких обстоятельствах, дражайший? Об этом, пожалуй, лучше молчать».

Он молчал. Следует, однако, в похвалу ему заметить, что он в известной степени страдал от этого своего молчания и мучился, стараясь убедить себя в том, что молчит из человеколюбивых побуждений.

Адвокат Веннингстед хранил молчание три долгих месяца. Потом добро одержало в нем победу над злом, он решил пожертвовать возможностью собственного счастья и передать Элиане бумажку. Но, так и не успев этого сделать, он скончался внезапно от сердечного удара.

Веннингстед оставил после себя приличное состояние — более ста тысяч крон. Оно перешло к его единственной наследнице, сестре Альвильде, которая была замужем за молодым консулом Хансеном. Но Гладильню вместе с катком и стиральным котлом он на всякий случай завещал Элиане.

Обе женщины выразили свою благодарность красивейшим образом: сестра поставила покойному брату высокое шлифованное базальтовое надгробие с надписью «Блаженны чистые сердцем», а Элиана посадила у подножия камня куст дикой розы. С годами обильно цветший шиповник пышно разросся вокруг камня и своими ветвями совсем заслонил надпись.

А время между тем катится вперед, катятся дни и ночи, мельница времени мелет и мелет. Она намалывает новые события или просто знакомую серую пыль, из которой слагается суета будней. Сегодня беспощадно перемалывается во вчера, вчера — в позавчера, а позавчера перемалывается в серую массу прошлого, которая может в дальнейшем снова уплотниться и обрести историческую наглядность, но не менее часто она расползается, теряясь во мраке и преданиях, в туманных намеках и вовек неразгаданных тайнах.