Читаем Избранное полностью

Избранное

В такой же точно день — второе мая —Идти нам было некуда,А надо куда-нибудь пойти.И мы пошли с ЛитейногоЧерез мосты и мимо мечетиТуда, где в сердцевине петроградскойЖил наш приятель.Он не очень ждал нас.Но ежели пришли — пришли,И были мы позваны к столу.Бутылку водки принесли с собойИ в старое зеленое стекло —Осколки от дворянского сервиза —Ее разлили. Ты — второе мая, —Лиловый день, похмелье,Что ты значишь?Какие-то языческие игры,Остатки пасхи, черно-красный стягБакунина и Маркса, что окрашенВ крови и саже у чикагских скотобоен,И просто выходной советский деньС портретами наместников, похожихНа иллюстрации к брюзжанью Салтыкова…По косвенным причинам вспоминаю,Что это было в шестьдесят восьмом.Мы оба, я и мой приятель,А может быть, наоборот —Скорее все-таки наоборот,Стояли, я сказал бы, на площадкеМежду вторым и первым этажомОфициально-социальных маршейТой лестницы, что выстроена крутоИ поднимается к неясному мерцаньюКаких-то позолоченных значков.Быть может, ГТО на той ступени,Где не нужны уже ни труд, ни оборона…Приятель наш был человеком дела.Талантом, умником и чемпиономСовсем еще недавних институтов.Он на глазах переломил судьбу,Стал кинорежиссером — и заправским,И снял свой первый настоящий фильм.(И мы в кино свои рубли сшибалиВ каких-то хрониках и «научпопах».)Но он-то снял совсем-совсем другое,Такое, как Тарковский и Висконти,Такое же, для тех же фестивалей,Таких же смокингов и пальмовых ветвей.Ах, пальмовые ветви, нет, недаромВы сразу значитесь по ведомствам обоим —Экран и саван. Может, вы родня?И вот сидели вы второго маяИ слушали, как кинорежиссерРассказывал о Кафке и буддизме,Марлоне Брандо, Саше Пятигорском,Боксере Флойде Патерсоне, обЭкранизации булгаковских романов,Москве кипящей, сумасбродной Польше,Где он уже с картиной побывал.И это было все второго мая……Второго мая я сижу одинВ Москве, уже давно перекипевшейИ снова закипающей и снова…Что снова? Сам не знаю. Двадцать летНа этой кухне выкипели в воздух.Я думаю — и ты сидишь одинВ своей двухкомнатной квартирке над Гудзоном,Который будто бы на этом месте,Коли отрезать слева вид и справа,Неву у Смольного напоминает,Но это и немало — у меняВсе виды одинаковы, все виды.Есть вид на жительство, и больше ничего.Там, в этом баскетболе небоскребов,Играешь ты за первую команду,Десяток суперпрофессионалов,Которые давно переигралиСвоих собратий и теперь осталисьПод ослепительным оскаломВсесветского ристалища словес.И где-нибудь на розовом атоллеСидит кудрявый быстрый переводчик —Не каннибал в четвертом поколенье —И переводит с рифмой и размеромТебя на узелковое письмо. И это —Финишная ленточка, посколькуВсе остальное ты уже прошел.Ну что, дружок, еще случится с нами?Лишь суесловие да предисловья.А вот с хозяином квартиры петроградскойИ этого не будет.А он стоял в огромном павильоне,И скрученное кинолентой времяСпеша входило, как статист на съемкуСтрекочущего многокрыльем фильма,Да вдруг оборвалось……Второго маяМы все сидим в удобных одиночкахБез жен, которых мы беспечно растеряли,И без детей, должно быть затаившихЭдипов комплекс, вялый и нелепый,Как всё вокруг. И наша жизнь не в том…А в том — за двадцать летМы заслужили такую муку,Что уже не можем пойти втроемПо Петроградской мимо«Ленфильма», и кронверка,И стены апостолов Петра и Павла,Мимо мечети Всемогущего и мимоБольшого дома «Политкаторжан»,Откуда старики «Народной воли»Народной волей вволю любовались.Мимо еще чего-то, мимо, мимо, мимо…Вот так проводим мы второе мая.

1982

Перейти на страницу: