Избранное

ночью не знал покоя. Иногда я уставал до такой степени, что ло

жился на пол и отдыхал. Я лежал на полу до тех пор, пока мне не

делалось холодно, тогда я вскакивал и начинал бегать по комнате,

чтобы согреться. Потом я опять садился на скамейку и давал со

веты всем нуждающимся.

Они входили ко мне друг за другом, иногда даже не открывая

дверей. Мне было весело смотреть на их мучительные лица. Я го

ворил с ними, а сам едва сдерживал смех.

Один раз я не выдержал и рассмеялся. Они с ужасом кинулись

бежать кто в дверь, кто в окно, а кто и прямо сквозь стену.

Оставшись один, я встал во весь свой могучий рост, открыл рот

и сказал:

- Принтимпрам.

Но тут во мне что-то хрустнуло, и с тех пор, можете считать,

что меня больше нет.

(1936 ?)

( ЛГ №25 1987 г. )

VII

ДНЕВНИКОВЫЕ ЗАПИСИ, ПИСЬМА И ПРОЧЕЕ...

- 129

ПОДСЛУШАННЫЙ МНОЮ СПОР "ЗОЛОТЫХ СЕРДЕЦ"

О БЕШЕМЕЛИ

Мчался поезд, будто с гор,

в окна воздухи шумели.

Вдруг я слышу разговор,

бурный спор о бешемели.

Ночь. Не видно мне лица,

только слышно мне по звуку:

Золотые всё сердца!

Я готов подать им руку.

Я поднялся, я иду,

я качаюсь по вагону,

если я не упаду,

я найду их, но не трону.

Вдруг исчезла темнота,

в окнах станция мелькнула,

в грудь проникла теснота,

в сердце прыгнула акула.

Заскрипели тормоза,

прекратив колес погони.

Я гляжу во все глаза:

я один в пустом вагоне.

Мне не слышно больше слов

о какой-то бешемели.

Вдруг опять, как средь лесов,

ветры в окна зашумели.

И вагоны, заскрипев,

понеслись. Потух огонь.

Мчится поезд, будто лев,

убегает от погонь.

18 февраля 1936 года.

Дорогая Лиза,

поздравляю Кирилла с днем его рождения, а также поздравляю

его родителей, успешно выполняющих предписанный им натурой план

воспитания человеческого отпрыска, до двухлетнего возраста не

умеющего ходить, и затем со временем начинающего крушить всё

вокруг, и, наконец, в достижении младшего дошкольного возраста,

избивающего по голове украденным из отцовского письменного стола

вольтметром свою любящую мать, не успевшую отвернуться от весьма

ловко проведенного нападения своего,не совсем еще дозревшего ре

бенка, замышляющего уже в своем недозрелом затылке, ухлопав ро-

дителей, направить всё своё преостроумнейшее внимание на убелен

ного сединами дедушку, и, тем самым, доказывающего свое по летам

развернувшееся умственное развитие, в честь которого сего года

28 февраля соберутся кое-какие поклонники сего, поистине из ряда

вон выходящего явления, и в числе которых, к великому моему при

скорбию, не смогу быть я, находясь в данное время в некотором

напряжении, восторгаясь на берегах Финского залива присущим мне

с детских лет умением, схватив стальное перо и окунув его в чер

нильницу, короткими и четкими фразами выражать свою глубокую и

подчас даже некоторым образом весьма возвышенную мысль.

28 февраля 1936 года.

* * *

Глядел в окно могучий воздух*

погода скверная была

тоска и пыль скрипели в ноздрях

река хохлатая плыла

Стоял колдун на берегу

махая шляпой и зонтом

кричал: "смотрите я перебегу

и спрячусь ласточкой за дом."

И тотчас же побежал

пригибаясь до земли

в его глазах сверкал кинжал

сверкали в ноздрях три змеи

1927 - 1928 года

- 131

* * *

Я поднял пыль. Дети бежали за мной и рвали на себе одежду.

Старики и старухи падали с крыш. Я свистел, я громыхал, я лязгал

зубами и стучал железной палкой. Рваные дети мчались за мной и,

не поспевая, ломали в страшной спешке свои тонкие ноги. Старики

и старухи скакали вокруг меня. Я несся вперед! Грязные, рахитич

ные дети, похожие на грибы-поганки, путались под моими ногами.

Мне было трудно бежать. Я поминутно спотыкался и раз даже чуть

не упал в мягкую кашу из барахтающихся на земле стариков и ста-

рух. Я прыгнул, оборвал нескольким поганкам головы и наступил на

живот худой старухи, которая при этом хрустнула и тихо произнес

ла: "Замучили!" Я, не оглядываясь, побежал дальше. Теперь под

моими ногами была чистая и ровная мостовая. Редкие фонари осве

щали мне путь. Я подбежал к бане. Приветливый банный огонек уже

мелькал передо мной, и банный, уютный, но душный, пар уже лез

мне в ноздри, уши и рот. Я, не раздеваясь, пробежал сквозь пред

банник, потом мимо кранов, шаек и нар, прямо к полке. Горячее

белое облако окружило меня. Я слышу слабый, но настойчивый звон.

Я, кажется, лежу.

... И вот тут-то могучий отдых остановил мое сердце.

1 февраля 1939 года.

ИЗ ЦИКЛА ЗАПИСЕЙ "Мы жили в двух комнатах..."*

Мы жили в двух комнатах. Мой приятель занимал комнату помень

ше, я же занимал довольно большую комнату, в три окна. Целые дни

моего приятеля не было дома, и он возвращался в свою комнату,

только чтобы преночевать. Я же почти все время сидел в своей

комнате, и если выходил, то либо на почту, либо купить себе что

нибудь к обеду. Вдобавок я заполучил сухой плеврит, и это еще

больше удерживало меня на месте.

Я люблю быть один. Но вот прошел месяц, и мне мое одиночест

во надоело. Книга не развлекала меня, а садясь за стол, я часто

просиживал подолгу, не написав ни строчки. Я опять бросался за

книгу, а бумага оставалась чистой. Да еще это болезненное состо

яние. Одним словом, я начал скучать.

Город, в котором я жил в это время, мне совершенно не нравил