Избранное

Тихиад. Ты не знаешь, мой друг, что говорил он, на что ссылался в подтверждение истины, как клялся своими собственными детьми. Глядя на него, я затруднялся решить, сошел ли он с ума я стал невменяем или передо мной обманщик и я так долго не мог разглядеть скрытой под шкурой льва смешной обезьянки, — настолько ни с чем не сообразны были его рассказы.

Филокл. Ради Гестии, Тихиад, какие это рассказы? Я хочу знать, что за вранье прятал Евкрат под своей длинной бородой.

6.Тихиад. И раньше, Филокл, я имел обыкновение ходить к Евкрату, когда у меня оставалось достаточно свободного времени, а сегодня мне надо было повидаться с Леонтихом: ты знаешь, он мой приятель. Услышав от слуги, что Леонтих с утра отправился навестить больного Евкрата, являюсь туда, надеясь встретить Леонтиха и одновременно навестить Евкрата: я и не знал, что он болен. Но Леонтиха я там уже не застал; мне сказали, что он ушел незадолго до моего прихода. Зато застаю множество других людей, в том числе Клеодема-перипатетика, стоика Диномаха, а также Иона,405 — ты знаешь, того Иона, который требует, чтобы ему поклонялись за знание трудов Платона, — будто он единственный человек, точно постигший Платоновы мысли и способный разъяснить их другим. Ты видишь, каких лиц я называю тебе: безусловно ученых, порядочных и, что самое главное, — представителей всех школ, людей уважаемых, чуть ли не внушающих страх своей внешностью. Присутствовал, кроме того, и врач Антигон, — полагаю, приглашенный к больному. Мне показалось, что Евкрату уже легче и что это была его обычная болезнь: у него опять случился припадок подагры.

Евкрат указал мне место на ложе рядом с собою, причем, увидев меня, он постарался придать своему голосу некоторую расслабленность, хотя я и слышал, входя, как он кричал, распространяясь о чем-то. Осторожно, опасаясь, как бы не задеть его ног, я присел к нему и начал обычные извинения: я-де не знал, что он болен, узнав же, немедленно прибежал к нему.

7. Присутствующие отчасти уже высказались о болезни, но продолжали еще разговор о ней, причем каждый советовал те или иные средства.

«…И вот, если поднять левой рукой с земли, — говорил Клеодем, — зуб землеройки, убитой таким способом, как я сказал, и привязать его к только что содранной шкуре льва и затем обмотать этой шкурой ноги, боли сейчас же прекращаются».

«Не к шкуре льва, — заметил Диномах, — а, как я слышал, к шкуре еще девственной, непокрытой самки оленя. Оно и понятнее: ведь олень — животное быстрое, и его сила заключается в ногах. Лев могуч; его жир, правая лапа и торчащие волосы гривы могут иметь великую силу, если знать, как пользоваться всем этим и какое потребно для каждого случая заклинание, но врачевание ног вовсе не его дело».

«Я и сам, — возразил Клеодем, — раньше думал, что требуется шкура оленя, потому что олень — быстрое животное; недавно, однако, меня переубедил один сведущий в подобных вопросах ливиец, говоря, что львы быстрее оленей: несомненно, сказал он, львы, преследуя оленей, догоняют их и хватают».

Присутствующие одобрили слова ливийца.

8. Я же сказал: «Итак, вы думаете, несмотря на то, что болезнь находится внутри тела, какие-то заговоры и внешние привески прекращают боли?»

Речь моя вызвала смех. Меня явно осуждали за безрассудство, так как я отказался понимать самые ясные, по их мнению, вещи, — такие, против которых ни один здравомыслящий человек возражать не станет. Впрочем, мне показалось, что врачу Антигону мой вопрос доставил удовольствие: вероятно, уже давно перестали обращать внимание на него, когда он хотел помочь Евкрату своим искусством, предписывая воздержаться от вина, питаться овощами и вообще вести себя скромно.

«Что ты говоришь, Тихиад? — сказал, улыбаясь, Клеодем. — Тебе кажется невероятным, чтобы подобные средства подавали помощь против недугов?»

«Да, — отвечал я, — это кажется мне невероятным; если только насморк мне окончательно не забил носа, я не могу поверить, чтобы наружные средства, не имеющие никакой связи с внутренними возбудителями болезни, оказывали, как вы говорите, действие при помощи словечек и какого-то колдовства и приносили исцеление, если их привесить к больному. Этого не может быть, даже если привесить целиком шестнадцать землероек к шкуре немейского льва. Мне по крайней мере часто приходилось наблюдать, как от боли хромает и сам лев в собственной нетронутой шкуре».

9. «Ты совсем неосведомленный человек, — заметил мне Диномах, — ты не пожелал узнать даже того, почему полезны средства, подобные самому недугу. Ты не признаешь, мне кажется, даже самых очевидных вещей: изгнания перемежающихся лихорадок, заклинания зуда, врачевания гнойников и прочего, что теперь и старухи делают. А раз происходит все это, отчего же, по-твоему, не может совершиться под влиянием подобных же средств и то, о чем мы рассказывали?»