Избранное

"Случилось так, - рассказывал сам Корней Иванович, - что мой маленький сын заболел, и нужно было ему придумать сказку. Заболел он в чужом городе, я вёз его домой в ночном поезде, он капризничал, плакал, стонал. Чтобы как-то утихомирить его боль, я стал рассказывать ему под ритмический грохот бегущего поезда:

Жил да был

Крокодил.

Он по улицам ходил..."

И так далее.

Вот как родилась знаменитая сказка. Вот зачем она родилась: чтобы помочь маленькому мальчику, чтобы утишить его боль.

Конечно, это особый случай. К счастью, далеко не у каждого поэта стихи рождаются при таких грустных обстоятельствах. Но каждый тоже хочет помочь своему читателю или слушателю. Помочь разобраться в окружающем нас сложном мире, понять, где добро, а где зло. Научить ненавидеть зло и радоваться Добру.

И как раз в том, что говорит поэт и чему он учит, выражается его характер. Видно его лицо - одно-единственное.

Сколько стихов написано про льва! Кто писал, как он грозен, кто - как красив. Борис Заходер тоже знает, как красива львиная грива и как грозно он рычит. Но пишет о льве по-своему:

Считался Лев царём зверей,

Но это было встарь.

Не любят в наши дни царей,

И Лев уже не царь.

Душил он зверски всех подряд,

Свирепо расправлялся,

А правил плохо, говорят,

С делами не справлялся.

Теперь сидит он, присмирев,

В неволе зоосада.

Он недоволен, этот Лев,

Но так ему и надо.

Говорят, прежде, в очень давние времена, зверинцы устраивались совсем не для того, чтобы полюбоваться на зверей, которых мы иначе и в глаза бы не увидели - хоть того же льва, например. Нет, в старинные зверинцы запирали хищных зверей, которые водились в тех краях, и вот, глядя на своих врагов, надёжно запертых в клетки, человек отучался от страха перед ними, убеждался, что он, а не лев или медведь царь природы, способный их одолеть.

Вот и нам с вами Борис Заходер говорит: учитесь не бояться страшной силы. Знайте, что мы сильнее. И главное, справедливее.

Совсем недаром в стихотворении сказано: "Не любят в наши дни царей..." В наши дни! Это очень важно. Потому что именно в наши дни, в наш век особенно стало ясно то, что в прошлом веке было ясно далеко не всем: скверно, когда кто-то один правит всеми людьми. Правит жестоко и плохо.

Но ведь тут о людях, кажется, и речи нет? Тут ведь Лев. Царь зверей. И стало быть, правил-то он не людьми, а зверями?

Так-то оно так. Зверями. Но по зоосаду ходим мы с вами, люди, и это мы, люди, думаем о своей жизни и о своём мире, глядя хотя бы и на зверей. На всяких - на злых и добрых, хищных и травоядных.

Мне очень нравится Жираф

Высокий рост и кроткий нрав.

Жирафа - он ведь выше всех

Боятся даже львы.

Но не вскружил такой успех

Жирафу головы.

Легко ломает спину льву

Удар его копыта,

А ест он листья и траву

И не всегда досыта...

Всё, казалось бы, просто: с нашей, человеческой точки зрения, кровожадный лев страшен и отвратителен, а мирный жираф, наоборот, мил и хорош. Да так оно и есть, в общем. Но тот, кто помнит это стихотворение, разумеется, заметил, что я его привёл не целиком. Я оставил напоследок две строчки - всего две, но какие важные!

Мне очень нравится Жираф,

снова повторяет Борис Заходер. И оказывается, не просто повторяет, но прибавляет что-то очень существенное:

Хотя боюсь, что он неправ.

Это "боюсь" - как вздох сожаления. Всем хорош Жираф - и ест только траву, и не трогает никого, хотя мог бы победить самого хищного хищника. Но может, и жаль немножко, что он - при своей-то силе - такой смирный? Может, именно поэтому он не может быть примером для нас, для людей? Ведь нам с вами, какими бы мы ни были, сильными или не очень сильными, нужно всегда вступать в бой со злом и несправедливостью... Понимаете, какая непростая мысль в этом вроде бы таком простеньком стихотворении?

Если пока что не понимаете, не огорчайтесь. Пусть в этом стихотворении - и во многих других - я, очень взрослый человек (или, как написал бы, наверное, Борис Заходер, Очень Взрослый Человек), вижу что-то такое, чего ещё не видят те, кому пять, семь или даже двенадцать лет, но, поверьте мне на слово, они-то, когда вырастут, поймут и то, что понимаю я, зато мне уже никогда не будет пять, семь или даже двенадцать, и я никогда не пойму того, что понимают они. Вы!

Многие книги, особенно самые серьёзные и самые великие, например "Войну и мир", можно в полной мере понять, только прожив двадцать, а может быть, двадцать пять, а скорее всего, и тридцать пять лет. И тот, кто прочтёт этот роман в двенадцать, всего в нём не поймёт (а то и пропустит те страницы, которые ему пока что не очень интересны; какой-нибудь мальчик пропустит "про любовь", какая-нибудь девочка - "про войну"). Но кто-то очень умный давно заметил, что, впервые прочитав "Войну и мир" в тридцать лет, уже не увидишь в книге того, что обязательно увидел бы в двенадцать.