Избранное

«Ты был ко мне очень добр. И я делала все, что в моих силах, чтобы выразить свою благодарность».

«А Пепе тоже все еще любит тебя?»

Она грустно улыбнулась и отрицательно покачала головой.

«Мужчины совсем другое дело. Он молод. Он слишком легкомыслен, чтобы любить кого-то так долго. Нет, для него я не более чем подруга, с которой он когда-то играл ребенком, а потом флиртовал подростком. Теперь он может подшучивать над своей юношеской влюбленностью».

Он сжал ей руку, поцеловал ее и вышел из комнаты. Он отправился на бал один. Его друзья с огорчением узнали о нездоровье Соледад и, выразив положенное соболезнование, предались светским развлечениям. Дон Педро прошел к карточным столам. За одним было свободное место, и он присел поиграть в chemin de fer[34]. Ему на редкость везло, и он выиграл кучу денег. Один из игроков со смехом спросил, где Соледад проводит этот вечер. Дон Педро заметил, что другой игрок испуганно взглянул на спросившего, но рассмеялся и заверил, что Соледад благополучно почивает в своей постели. И тут произошла одна очень неприятная вещь. Какой-то молодой человек зашел в комнату и, обратившись к артиллерийскому офицеру, с которым играл дон Педро, поинтересовался, где Пепе Альварес.

«Разве он не здесь?» — спросил офицер.

«Нет», — ответил тот.

Наступило неловкое молчание. Дону Педро пришлось проявить неимоверное самообладание, чтобы скрыть вдруг охватившее его чувство. Его молнией пронзила мысль, что игроки думают, будто Пепе сейчас с Соледад, с его женой. О, стыд! О, позор! Дон Педро заставил себя продолжать игру еще с час и по-прежнему выигрывал. Он не мог позволить себе ни одного неверного жеста. Наконец, игра закончилась, он вернулся в бальную залу и подошел к своей кузине.

«Я с тобой и словом не перекинулся, — произнес он. — Пойдем в другую комнату и немного посидим».

«Пойдем, если хочешь».

В другой комнате — это был будуар Кончиты — никого не было.

«А где сегодня вечером Пепе Альварес?» — спросил он как бы между прочим.

«Понятия не имею».

«Ты его приглашала?»

«Конечно».

Оба улыбались, но дон Педро заметил, как пристально смотрит она на него. Он отбросил маску безразличия и понизил голос, хотя слышать их было некому:

«Кончита, умоляю, скажи правду. Верно, что поговаривают, будто он любовник Соледад?»

«Педрито, что за чудовищный вопрос!»

Но он заметил ужас в ее глазах и инстинктивное движение руки, словно она хотела прикрыть лицо.

«Ты уже на него ответила».

Дон Педро поднялся и вышел из комнаты. Он поехал домой и, войдя во двор, заметил свет в комнате жены. Дон Педро поднялся и постучал. Никто не ответил, но он все равно вошел. К его удивлению — ведь было очень поздно — Соледад сидела за рукоделием, занятием, за которым она проводила большую часть жизни.

«Почему ты вышиваешь в такой поздний час?»

«Не могла заснуть. И читать не могла. Подумала, что, может, рукоделие меня отвлечет».

Дон Педро не садился.

«Соледад, я должен сказать тебе вещь, которая тебя огорчит. Будь мужественна. Педро Альварес не был сегодня у Кончиты».

«А какое мне до этого дело?»

«К сожалению, тебя там тоже не было. И все думают, что сегодняшний вечер вы провели вместе».

«Но это нелепо».

«Знаю, однако это не меняет дела. Ты могла сама открыть ему ворота, а потом выпустить его. Или сама выскользнуть из дома так, что никто не заметил, как ты ушла и вернулась».

«И ты этому веришь?»

«Нет, я согласен, что все это нелепо. Где был Пепе Альварес?»

«Откуда мне знать? И почему я должна это знать?»

«Странно, что он не пришел на самый великолепный бал, последний бал сезона».

Она помолчала с минуту.

«На другой вечер после нашего с тобой разговора я написала ему, что при сложившихся обстоятельствах, я полагаю, будет лучше, если в дальнейшем мы постараемся, насколько возможно, избегать встреч. Быть может, он не пошел на бал по той же причине, что и я».

Они опять замолчали. Он стоял, опустив глаза, но чувствовал, что она пристально на него смотрит.

Забыл вам сказать, что дон Педро обладал одним даром, который и возвышал его над другими, и мог оказаться недостатком. Он был лучшим стрелком в Андалузии. Все это знали, и лишь редкий смельчак решился бы обидеть его. Всего несколько дней назад была стрельба по голубям на Табладе, широкой пустоши в пригороде Севильи на берегу Гвадалквивира, — и дон Педро оказался победителем. Пепе Альварес, наоборот, так плохо стрелял, что все потешались над ним. Молодой артиллерист добродушно сносил насмешки, его оружие — пушка, утверждал он.

«Что ты собираешься делать?» — спросила Соледад.

«Ты знаешь, что мне другого не остается».

Она поняла. Но попыталась сделать вид, что воспринимает его слова не всерьез.

«Что за ребячество! Мы живем не в шестнадцатом веке».

«Знаю. Поэтому я сейчас и разговариваю с тобой. Если мне придется вызвать Пепе на дуэль, я его убью. А мне не хочется этого делать. Если он подаст в отставку и покинет Испанию, я этого не сделаю».

«Разве это возможно? И куда ему деваться?»

«Он может отправиться в Южную Америку и там сколотить состояние».

«И ты ожидаешь, что я ему это скажу?»

«Если ты его любишь».