— Нам нужен товарищ Кривохатский!
— Что, нашли товарища Кривохатского? — с этими словами на порог шагнул третий человек. Был он невысокого роста, в круглых роговых очках и по одежде походил на альпиниста.
— Кривохатского здесь нет, — ответили мы хором.
Бондарев добавляет:
— Но я работаю в группе Кривохатского.
Вошедшие окружили Бондарева. Сыплются вопросы:
— Так вы из группы Кривохатского? — Коллекция образцов с вами?
— Нас интересует светлый гранит. Нет ли у вас образца, похожего на этот?
Выясняется, что человек в круглых очках — известный петрограф Борис Владимирович Залесский. Ему поручено найти светлый гранит для облицовки Дворца Советов. А его нужно немало: сто сторон тысяч кубометров!
Входят еще два спутника Залесского: маленький черный, обожженный южным солнцем грек — проводник группы и старик с курчавыми, совершенно белыми волосами, но — с молодыми ясными глазами, по-юношески стройный и живой, в кожаной куртке и сапогах. Зовут его Тимофеем Георгиевичем Семеновым.
Сделал однодневную передышку. Вечером прошу Семенова рассказать мне о здешних краях; мне еще раньше рекомендовали его как бывалого человека.
Тимофею Георгиевичу шестьдесят три года, из них тридцать лет он живет в Сочинском районе. Он охотник, краевед и практик-геолог. Летом и зимой в своей неизменной кожанке, с непокрытой головой он неутомимо лазит по горам, поднимается в верховья рек к коренным породам.
Во время своих скитаний в лесах и горах Западного Кавказа Семенов не раз наблюдал диких животных.
В августе 1929 года, днем, он видел барса на Алоусе. Вторая встреча с барсом произошла в сентябре 1932 года вблизи лагеря Уруштен. В 1938 году Тимофей Георгиевич вместе с двумя другими участниками его разведочной группы наткнулся в верховьях Малой Лабы на разорванных барсом туров.
— Бывают интересные вещи в жизни зверей, — говорит Тимофей Георгиевич. — Вот шакал. Он — приморское животное и обычно держится в шестикилометровой полосе от берега моря. Только иногда зимой шакал поднимается в глубь гор, километров на тридцать. Он хитрый воришка. Из-за него приморские жители не делают курятников, а держат домашнюю птицу на деревьях. Иначе ее шакалы передушат. Дикие коты каждую осень спускаются на побережье. Тут они забираются на деревья, душат спящих кур и индюшек. Уцелевшие птицы слетают с веток и попадают в зубы шакалам, которые идут следом за котами и караулят внизу.
Кавказский медведь — высокогорный зверь и вниз почти не спускается. Он — хищник. Стервятник и желтый медведь, высокий, худой и длинный, большеголовый, с продолговатым рылом. Я — наблюдал раз, как желтый медведь скатывал с вершины хребта огромные камни, метя в серн, пасшихся внизу на склоне. Тут же я нашел прикрытую валежником и камнями расплющенную серну: ее убил желтый медведь. В другой раз я видел, как желтый медведь подкрадывался к сернам. Они заметили его и засвистели. Медведь немедленно упал и покатился в кусты. Серны продолжали тревожно свистеть и топать. Они глядели туда, где прежде был медведь, а он уже подкрадывался к ним сзади.
Однажды меня обманула и чуть не задрала медведица. Я увидел, что недалеко почти ползет по земле, уходя от меня, явно тяжело раненный медведь. Я решил его добить, забежал за скалу впереди медведя и вышел оттуда как раз против него, подняв обеими руками над головой основательный камень. Вдруг медведь стал на дыбы, и двинулся на меня. В то же время я заметил, как двое медвежат скрылась в лесу. Я понял: медведица притворилась раненой, как делают птицы, и отводила меня от медвежат. Неистовым криком мне удалось испугать медведицу; она опустилась на все четыре лапы и бросилась вслед за медвежатами.
В районе Кавказского заповедника характер зверей сильно изменился. Я наблюдал туров десять лет назад: они были крайне осторожны и близко к себе не подпускали. В 1937 году я открыто подходил к ним на сорок метров, если не ближе, и целое стадо туров не убегало, но с любопытством смотрело на меня. Только потом туры спокойно отошли и вновь начали пастись.
В лесах южного склона, по словам Семенова, полчок зимует в дуплах и часто в моренах. Он забирается в щель и заделывает ее, оставляя небольшое отверстие. Там он лежит, окоченелый, уткнувшись носом в живот.
Напомнив, что полчок — одно из тех млекопитающих, которые впадают в наиболее длительную зимнюю спячку (недаром немцы называют его «зибеншлефер» — спящий семь месяцев), я спрашиваю Тимофея Георгиевича, что, по его мнению, позволяет полчку так долго обходиться без пищи и выдерживать морозы в совершенно не «оборудованном» убежище.
— Очевидно, это объясняется тем, — отвечает он, — что в последние месяцы своего бодрствования полчок питается главным образом буковым орехом и страшно жиреет. Кроме того, буковое масло отличается особенными качествами, что, должно быть, помогает полчку легче переносить зимние холода: оно не застывает на морозе. Если растопить жир медведя, питавшегося буковыми орехами, то этот жир на холоде не будет замерзать.