Когда я долго дома не бываю,То снится мне один и тот же сон:Я в доме нашем ставни открываю,Хотя давно живет без ставен он.Но всё равно я открываю ставни,Распахиваю окна на рассвет.Потом, во сне же, по привычке давнейЯ рву жасмин и в дом несу букет.Отец не доверяет мне жасминаИ ветви все подравнивает сам.И входит мама.Говорит: «Как мило…»,Цветы подносит к радостным глазам.А после ставит тот букет пахучийВ кувшин, который я давно разбил.И просыпаюсь я на всякий случай,Поскольку раз уже наказан был.И всё меня в то утро беспокоит,Спешат тревоги вновь со всех сторон.И успокоить может только поезд,Что много раз разгадывал мой сон.1977
Торжокские золотошвеи
Смотрела крепостная мастерицаНа вышитую родину свою…То ль серебро, то ль золото искрится,То ли струятся слезы по шитью.И лишь ночами вспоминала грустно,Что жизнь ее ни в чем не берегла…Откуда же пришло твое искусство?Чьим колдовством помечена игла?А было так… Проснувшись на печи,Она по-детски улыбнулась солнцу,Когда сквозь закопченное оконцеПробились к ней весенние лучи.Как нити золотые – всю избуОни прошили радостным узором.Она смотрела воскрешенным взоромИ утро принимала за судьбу.Все в ней дрожало, волновалось, пело.И белый свет – как россыпи огней.Она к оконцу оглушенно села…И вот тогда пришло искусство к ней.Пришло от солнца, от любви…Оттуда,Где ей открылась бездна красоты.Она в иголку вдела это чудо,Ниспосланное Небом с высоты.И не было на ярмарке товараИскусней, чем торжокское шитье.Она надежду людям вышивала,И слезы, и отчаянье свое…1996
«Срывают отчий дом…»
Срывают отчий дом.Как будто душу рушат.Всё прошлое – на слом.Прощаемся с минувшим.Прощаемся с собой.Ведь столько лет послушно,Как маленький собор,Хранил он наши души!Всю жизнь мы жили в нем,Беду и радость знали.Охвачены огнемМои воспоминанья.Как жаль, что довелосьДожить до дня такого…Отец не прячет слез.Застряло в горле слово.И дом в последний разГлядит на всех незряче.То ли жалеет нас,То ль о минувшем плачет.1982
Отец
Отец мой сдает.И тревожная старостьУже начинает справлять торжество.От силы былой так немного осталось.Я с грустью смотрю на отца своего.И прячу печаль, и смеюсь беззаботно,Стараясь внезапно не выдать себя…Он, словно поняв, поднимается бодро,Как позднее солнце в конце октября.Мы долгие годы в разлуке с ним были.Пытались друг друга понять до конца.Года, как тяжелые камни, побилиВеселое, доброе сердце отца.Когда он идет по знакомой дороге,И я выхожу, чтобы встретить его,То сердце сжимается в поздней тревоге.Уйдет…И уже впереди никого.1975