Избранное

Иван Максимович Бортников был бахчисарайцем и близко к сердцу принял все, что рассказывал Бережной. Он предложил мне:

- Собирайся в их отряд, посмотри на все своими глазами, Вернешься - и обо всем решим.

* * *

В отряде встретили меня тихо, обыденно. Остановил часовой. Повели на возвышенность. Под сухими соснами довольно странный шалаш из плащ-палаток, пахнет сырым дымком.

Из шалаша вышел человек с усиками и большими белками глаз, уставился на меня.

- От Бортникова! - сказал сопровождающий. - Начштаба!

- Черный, - протянул мне руку комиссар, приоткрыл конец палатки. - Миша! Гость!

- Ась?! - зевнул плотный бровастый мужчина, уставился на меня и протянул теплую ладонь. - Македонский.

Он был какой-то домашний.

- Дуся! Побалуй чайком!

Вошла краснощекая девушка, протянула полную кружку кипятку, заваренного душистыми травами.

Я чувствую: Македонский изучающе наблюдает за мной, но старается делать это вежливо.

Михаил Андреевич мне понравился с первого взгляда.

Кажется, англичане говорят: кто прав, тот не спешит. Не спешил и Македонский. Попили чайку, покурили, Михаил Андреевич заинтересовался моим регланом.

- Летный?… Красивый.

Трое суток я жил рядом с Македонским и Черным. И с каждым часом мое настроение изменялось к лучшему. Мы - наш штаб - сидели где-то под Кемаль-Эгереком, думали и гадали, что с бахчисарайцами. Чувствовали себя неуверенно и робко нащупывали связь с отрядами, которыми должны командовать, Но все это было там, в отрыве от чего-то главного.

Там мне, например, казалось, что ничего не выйдет с партизанской борьбой в этих непартизанских условиях, когда кругом враги, в селах полно карателей. Бахчисарайцы думают иначе.

Отряд живет в трех километрах от Коуша - там большой гарнизон врага; слышны не только выстрелы, но даже команды. Это не беспокоит бахчисарайцев. Знают: в Коуше ничего нового не происходит.

И во всем домовитость, простота. Здесь не принято становиться по команде «смирно» или называть официально «товарищ командир отряда», «товарищ комиссар»… Величают друг друга: Михаил Андреевич, Василий Ильич, а то и просто по именам - Ваня, Коля, Миша. Здесь упор не на внешнюю сторону дисциплины, а на ее, как говорит Македонский, «золотую сердцевину - товарищескую спайку», на партизанское братство.

Перед Македонским разведчик Иван Иванович. Голос ядреный, глаза блестят, щеки - маков цвет.

Командир слушает, но лукавинки так и бегают в его выразительных глазах.

- Ваня, этого не было.

Суполкин поперхнулся:

- Так почти было, пусть бог меня покарает!

Три километра от врага, а спят уютно: раздевшись и разувшись.

Черт возьми, но это же опасно!

Македонский успокаивает:

- Случайного ничего быть не может!

Трудно этому поверить, но факт остается фактом: противник никогда бахчисарайцев врасплох не заставал. Отряд хоть за час, но точно знал: сколько фашистов шло на его стоянку, с каких сторон, и даже знал, кто из предателей вел врага.

Мне повезло: в начале своей партизанской жизни я повидал бахчисарайцев, понял, что группа вооруженных людей в великой самодисциплине может совершить очень многое. Это я помнил всю войну, помню и сейчас.

Но возможно это при непременном условии: когда тебе в твоем доме помогают и собственные стены.

Будто полностью блокированы окружающие села, отбиты от партизан - уж постарались оккупанты!

Но это только так кажется. Не проходит дня, чтобы бахчисарайцы с кем-нибудь не встречались или кто-нибудь из них не побывал там, где, по мысли врага, партизанам быть невозможно.

Деревня Шуры прорезана дорогой, тут немцы, немцы. А все же ночами в окошко сельской учительницы кто-то осторожно постукивает - Иван Иванович явился на очередную связь. Ни одна собака на него не залает, ни один полицай не перережет его тропу. Он знает такие ходы и выходы, что пройдет сквозь игольное ушко, а не только через немецкую охрану.

Председатель Бия-Сальского Совета гость в родной деревне довольно частый. Видать, достойно представлял Советскую власть: все село знало о его партизанстве и не менее полсела о том, что Сидельников появляется под родной крышей. Знали, но не выдавали, берегли, даже некоторые полицаи берегли - на всякий случай.

Николай Спаи - высокий черноусый партизан - пробил дорогу в Лаки - родное село.

Вся эта связь питала отряд, как кровеносные сосуды питают человеческое тело до кончиков пальцев.

Потрясающая новость! Принес ее Иван Суполкин.

В Шурах появились немцы, битые под Севастополем. Усталые солдаты, разозленные офицеры, разбитые машины, орудия. Хотят отдохнуть, раны зализать, пополниться, а потом снова на Севастополь.

Македонский дотошно расспрашивает разведчика, сколько немцев, где они точно расположены, как с охраной…

Командир как спринтер на старте - сжатая пружина.

Я начинаю догадываться… Но возможно ли это?

Македонский бабахнул кулаком по импровизированному столику из пустых канистр:

- Баста! Ночью ворвемся!

Он горячо и уверенно доказывал, почему можно смело идти на ночной удар.

Командир убеждать умел. И не только меня, но и комиссара, который в успех удара верил, но боялся за его последствия. И я боялся.