Избранное

Отряд остался без продуктов, но не голодал. И этим частично обязан Николаю Спиридоновичу Спаи. «Дядя Коле - конокраду», - шутили партизаны.

Да, что касается немецких короткохвостых лошадей, - выкрадывал он их классически.

Спаи был росл, грузен, но ни у кого в отряде не было такой вкрадчивой походки. Он проходил мимо немецких часовых бесшумно, словно скользил по полу, намазанному глицерином.

«Кони по мне с ума сходят!» - шутил дядя Коля, но в этой шутке была истина. Я помню картину: в отряд привели двух артиллерийских лошадей; седоки оставили их под деревьями; не успели оглянуться - след простыл.

Дядя Коля как-то по-чудному присвистнул, издал еще какой-то призывный звук, и «живой трофей» самолично прибыл к нашему чудо-конокраду.

Дядя Коля воевал лихо. Помню случай один. Македонский послал его в разведку: считай, сколько подвод за день пройдет, машин, пушек, - и тут же назад!

Сидел в кустах с молоденьким партизаном Пашкой Кучеренко, добросовестно считал, что приказано считать. Наступил вечер, животы подвело, а тут, как назло, идут под носом фрицы и жадно глотают куриные лапки.

Такие спазмы в желудке - волком вой. Особенно страдал Пашка. Вдруг он сжался, высунул карабин. Дядя Коля его в охапку и отшвырнул от себя прочь под куст можжевельника.

Парень от ярости заплакал, а чтобы не выдать себя, кусал рукав.

До ужаса жаль стало хлопца. Дядя Коля прикинул умишком, а потом с величайшей осторожностью пополз на самую обочину дороги.

Идет одинокий немец, за плечами тугой вещевой мешок, сам что-то жует.

Немец прошел мимо, а дядя Коля легко выпрыгнул на дорогу и неслышными шагами двинулся за немцем.

Огромным кулачищем ударил немца по голове, и тот свалился на асфальт.

А дяди Коли на дороге будто и не было, он стоял над Павлушкой и совал ему мешок:

- Давай рубай!

- Очнется фриц, шум будет, - испугался Пашка.

- Получил на совесть, рубай спокойно.

Дядя Коля выкидывал такие номера частенько, но это был очень серьезный и вдумчивый человек. Одна лишь биография чего стоит…

Родился он в Лаки в бедной безлошадной семье, рано осиротел. Одним словом, судьба его была похожа на судьбу самого Македонского.

Удивителен душевный мир таких, как Николай Спаи. Уж в Лаках не было красавицы, чтобы откровенно не заглядывалась на черноусого, рослого и сильного хлопца, каким был он. Жених в любой дом!

А судьбу связал со скромной молодой вдовушкой, потерявшей неожиданно мужа и уже отчаявшейся. Двое детей, слабые руки - кому нужна…

Началось от жгучей жалости к женщине, такой беспомощной, а потом родилась и большая любовь. Да, большая! У таких, как Спаи, все в жизни большое, крупное. Сам и погиб малограмотным крестьянином, а приемные дети получили образование: дочь Анастасия стала врачом, сын Иван - механиком. Десять шкур с себя спускал, но образование детям высекал с упорством, с каким высекают огонь из кресала.

Партизанская дорога Николая Спиридоновича - продолжение той, по которой шел он всю жизнь.

Дядя Коля плакал в отряде, а может и во всей своей пятидесятилетней жизни, один раз - это когда немцы грабили базу. От беспомощности плакал. Его сдерживали, как и командира - Константина Сизова.

Спаи можно было понять: своими руками готовил продовольствие для боевых товарищей, готовил с такой любовью, даже с сюрпризами: новогодние подарки каждому и то не забыл. Но это одна сторона дела, другая пострашнее будет. Вот еще тогда не особенно верил коушанскому заготовителю партизанской базы, всеми фибрами души не верил, а доказать - почему? - не смог.

Почти за месяц до выхода в лес пошел на прием к председателю райисполкома - он-то и был ответственным лицом за подготовку материальной базы отряда, - сказал:

- Требую: отстраните Ягью от нашего дела.

- Причина?

- Не верю я ему, и все!

- Но почему не веришь?

- Сердце не верит.

- Иди делай, что приказано, и панику не разводи!

И ушел на свою голову, даже в райком партии не заглянул, хоти и собирался.

Характера не хватало доказать то, что сердце-вещун чувствовало.

Простить такое себе не легко.

Дядя Коля не только с лица спал, а что-то внутри у него сгорело, и не было прежнего весельчака, что смешил товарищей при каждом удобном случае; рассказывал, как мог на ходу остановить пароконную упряжку или поднять на второй этаж два мешка по пять пудов каждый. И все это не выдумка.

Ожил малость только после того, когда заявил Македонскому с присущей ему категоричностью:

- Снабжение отряда беру на себя.

Македонский понимал его:

- К своим, да?

- Если позволишь.

- Обдумать надо.

Обдумали сообща: комиссар, командир, разведчик Самойленко, дядя Коля. И решили: если Магомет не идет к горе, то гора пойдет к Магомету. Всем отрядом туда, поближе к селам.

* * *

Зима заглянула и в Лаки. Ранним утром серой массой с гор сползали туманы и окутывали деревню.

Колхозный вестовой с первыми зорями оповещал людей о выходе на работу.

Сопротивлялись:

- Вы что - ошалели? На кого работать?

- На Родину, на детей наших, - отвечал пожилой вестовой.