Он сразу понял это и отошел на прежнюю дистанцию.
— Я работаю, — сухо пояснил он. — Я отрабатываю номер.
— Номер?.. — заворковала Наташка. — Ну, пойди сюда!.. Какой номер, ну, расскажи!
Он опять кинул быстрый взгляд сначала на Наташку, после на меня — и предпочел остаться на прежнем расстоянии.
— Я работаю в цирке.
— В цирке? Работаешь?.. — стала подыгрывать Наташка. — Занятно… Ты был в цирке, тебя водила мама?
— Я работаю в цирке, — терпеливо повторил он. — А у мамы аппендицит, она в больнице, а папа теперь работает на трапециях один.
Это было сказано просто и веско.
— Ну, и что ж ты делаешь в цирке? — поинтересовалась я.
Он перестал кидать мухобойку и подошел близко ко мне.
— Я выхожу с Вяткиным. Вяткин разговаривает и дает мне конфеты. А все смеются.
— Над чем смеются?
— Надо мной.
— И тебе это приятно?
Он пожал плечами:
— Я работаю.
— Между прочим, мы тоже работаем в цирке. — Не знаю, зачем я это выдумала, возможно, мне захотелось поднять Наташкины шансы на успех. К тому же не стоило показывать, что я зауважала его: поняв это, он снова начал бы кидать мухобойку у наших носов. Видимо, его слишком избаловали поклонницы.
— В каком цирке? — Он не удивился, ему, наверное, казалось, что в цирке работает большая половина человечества.
— В московском.
— Мы поедем в московский цирк показываться. Вот мама выйдет из больницы, и поедем. Вы с чем работаете?
— Она работает с тиграми и гиенами. — Мне все еще хотелось набить Наташке цену, тем более что сама она продолжала заискивающе улыбаться маленькому циркачу. В принципе Наташка не сентиментальна, но дети и белые медвежата могут ее раскиселить вконец. — С гиенами, тиграми и белыми медведями. И вообще она дочка знаменитого… — Я назвала фамилию известной династии цирковых артистов. — Слыхал?
— Да. Ваш отец работал с голубями.
— С кем? — Наташка изумилась с непосредственностью школьницы.
— С голубями… — медленно произнес он, разглядывая ее. — И всё ви врете! — заключил он вдруг, произнося «вы» на одесский манер. Принялся кидать мухобойку, потеряв к нам какой-либо интерес.
Две тетки ушли мыться, мужчина еще не приходил, а дежурная, обратив к нам взоры, со вздохом восхищения кивнула на «звереныша».
— Разговаривает — взрослому не уступит!.. Великим человеком будет, лет через десять газеты о нем будут писать. Да, Сашенька?
Великий человек не удостоил ее ответом. Вероятно, он считал все само собой разумеющимся и не таким уж важным. Он по-прежнему пытался поймать и удержать в равновесии на ладони мухобойку.
— Ты сам врешь. Ты не работаешь в цирке! — Это был ход не ахти какой тонкий, но почти беспроигрышный: просто мне стало жаль мелькнувшего и исчезнувшего в глазах великого человека интереса ко мне. — Видишь, у тебя ничего не получается.
Он остановился и озабоченно поглядел на меня.
— Но я только учусь. Я еще недавно начал.
Как и следовало ожидать, противник был недостаточно искушен в демагогии.
— Просто у тебя нет способностей. Те мальчики, с которыми я работаю в цирке, сразу ловят палку от мухобойки на ладонь, и она стоит у них, как ваза на столе.
— Сразу?.. — задумчиво переспросил он и прислонился к стене. Он был подавлен.
Вообще-то мне было его немного жалко. Победа доставалась нечестным путем: силы были неравны.
— Неправда! — бурно начала жалеть его Наташка. — Ты очень способный, у тебя очень хорошо получается. Подойди ко мне, звереныш, не слушай ее!
— Я же не тигренок. — Он пожал плечами. — Ну вас!.. — Он сосредоточенно думал о чем-то. — Но я только второй раз тренируюсь, — сказал он мне. В глазах его появилось тревожно-зависимое выражение.
Наташка ущипнула меня за руку.
— Ну, если второй раз… — неохотно согласилась я.
— Вы посмотрите завтра! — Оживившись, перешел он в наступление, но в голосе его не было прежнего превосходства. — Вы непременно посмотрите завтра!
— Ладно, если будет время.
Тетки вышли из душа, и как раз в этот момент появился мужчина с черной бабочкой. Он сердито спросил дежурную, свободен ли душ, узнав, что свободен, не торопясь, проследовал в свой номер и вышел минут через пятнадцать без бабочки, но с полотенцем.
Мы терпеливо ждали. На нас он не обратил никакого внимания. Взял Сашу за руку, и они скрылись в душевой. Мылись они долго, за это время Саша, вероятно, успел сообщить ему о нас самые разнообразные сведения. Выйдя из душа, мужчина обратил к нам взгляд:
— Пусть уберут, пожалуй. Вы скажите.
— Ладно, там же не тигры мылись. — Честно говоря, мне хотелось скорей лечь спать.
— Папа! Ты слышал, она сказала: «Там же не тигры мылись!» — возбужденно повторил Саша и дернул отца за руку. Пока они дошли до своего номера, он несколько раз повторял эту фразу. Моя острота потрясла его.
Я была польщена. Все же на арене он привык слушать утвержденные Управлением тексты присяжных остряков Советского Союза.
Наташка уезжала на следующий день. Когда мы спускались с чемоданами по лестнице, великий человек сидел в коридоре за столиком дежурной и что-то рисовал.
— Саша, — окликнула его я. — Иди, попрощайся.
— Вы уезжаете? — обеспокоенно привстал он.
— Нет, Наташа.
— А… — Он снова принялся рисовать.