Грубер был одним из самых давних знакомых Пларра тут в городе. Мальчиком он в 1936 году бежал из Германии, когда там усилились преследования евреев. Он был единственным сыном, но родители настояли, чтобы он бежал за границу, хотя бы ради того, чтобы не прекратился род Груберов, и мать испекла ему на дорогу пирог, где были спрятаны небольшие ценности, которые они смогли ему дать: материнское кольцо с мелкими бриллиантами и золотое обручальное кольцо отца. Они сказали, что слишком стары, чтобы начать новую жизнь в чужой части света, а даст бог, слишком стары и для того, чтобы представлять опасность для фашистского государства. Он, конечно, никогда больше о них не слышал: они приплюсовали еще одну жалкую двойку к великой математической формуле «Кардинального Решения Вопроса». Поэтому Грубер, как и доктор Пларр, рос без отца. У него не было даже семейной могилы. Теперь он держал на главной торговой улице фотомагазин, его нависшая над тротуаром вывеска и рекламные объявления напоминали китайские лавчонки. Одновременно он был и оптиком. «Немцы, — как-то сказал он Пларру, — пользуются доверием как химики, оптики и специалисты по фотографии. Куда больше людей знают имена Цейса и Байера, чем Геббельса и Геринга, а тут у нас еще больше знают Грубера».
Грубер усадил посетителя в отгороженной части магазина, где он работал над стеклами для очков. Отсюда доктор мог наблюдать за всем, что происходит, а самого его не было видно, потому что Грубер (у него была страсть ко всякого рода приспособлениям) оборудовал небольшое телевизионное устройство, которое позволяло ему следить за покупателями. По каким-то причинам — сам Грубер тоже не мог этого объяснить — в его магазин прибегали самые хорошенькие девушки города (никакая модная лавка не могла с ним тягаться), словно красота и фотография были как-то связаны. Они слетались сюда стайками за своими цветными снимками и разглядывали их, восхищенно щебеча, как птички. Доктор Пларр наблюдал за ними, попивая пиво, и слушал, как Грубер рассказывает местные сплетни.
— Видели вы дамочку Чарли Фортнума? — спросил доктор Пларр.
— Вы имеете в виду его жену?
— Да не может она быть его женой. Чарли Фортнум в разводе. А тут вторичный брак не разрешается — весьма удобный закон для холостяков вроде меня.
— Разве вы не слышали, что жена его умерла?
— Нет. Я уезжал. А когда несколько дней назад я его видел, он ничего об этом не сказал.
— Фортнум съездил с этой девушкой в Росарио и там на ней женился. Так по крайней мере говорят. Толком, конечно, ничего не известно.
— Странный поступок. И в нем не было необходимости. Вы же знаете, где он ее нашел?
— Да, но она очень хорошенькая, — сказал Грубер.
— Верно. Одна из лучших девиц мамаши Санчес. Но и на хорошеньких не обязательно жениться.
— Из таких девушек, как она, часто выходят примерные жены, особенно для стариков.
— Почему для стариков?
— Старики не очень требовательны, а такие девушки рады отдохнуть.
Выражение «такие девушки» почему-то резануло доктора Пларра. Прошло семь дней, а ничем не примечательная девушка, о которой так походя отозвался Грубер, все еще не давала ему покоя. И вот на экране телевизора он увидел какую-то девушку, которая так же наклонилась над прилавком, разглядывая ролик цветной пленки, как Клара над своей кроватью у сеньоры Санчес. Она была красивее жены Чарли Фортнума, но не пробудила в нем ни малейшего желания.
— Такие девушки бывают очень довольны, когда их оставляют в покое, — повторил Грубер. — Знаете, они ведь считают, что им повезло, когда попадается импотент или такой пьяный, что ничего не может. У них тут даже местное название для подобных клиентов есть, не помню, как это по-испански, но означает посетителя, соблюдающего пост.
— А вы часто бываете в заведении у мамаши Санчес?
— Зачем? Поглядите, сколько соблазнов у меня тут под носом — все эти прелестные покупательницы. Кое-какие пленки из тех, что они приносят проявлять, весьма интимного свойства, и, когда я их возвращаю, в глазах у девушки озорство. «Он, видно, заметил, как у меня там сползли бикини», — думает она, а я и правда заметил. Кстати, на днях сюда заходили какие-то двое и расспрашивали о вас. Хотели узнать, тот ли вы Эдуардо Пларр, которого много лет назад они знали в Асунсьоне. Прочли ваше имя на пленках, которые я посылал вам в четверг. Я, конечно, сказал, что понятия не имею.
— Они из полиции?
— По виду не похожи, однако все равно рисковать не стоит. Слышал, как один называл другого отцом. А тот по годам вряд ли мог быть его отцом. Но одет был не как священник — вот это и показалось мне подозрительным.
— У меня с местным начальником полиции отношения хорошие. Он меня иногда приглашает, когда доктор Беневенто в отпуске. Думаете, это люди с той стороны границы? Может, агенты Генерала? Но какой я для него представляю интерес? Я ведь был еще мальчишкой, когда уехал…
— Легка на помине… — сказал Грубер.