Избранное

Ему вручили новые поддельные документы. Сменились и знаки различия на его мундире. На этот раз удостоверение было выдано на имя обер-лейтенанта Р., состоящего в штабе в одном из армейских корпусов и возвращающегося из командировки в Берлин к месту службы на сандомирском участке фронта. И автомобиль ему соответственно был предоставлен другой. Они ехали весь день и часть ночи — спали в автомобиле, укрывшись в роще, и к вечеру следующего дня добрались до Вислы. Местность эта была Йорку незнакома, но, все еще пребывая в состоянии покоя и оцепенения, он вверялся своим спутникам и почти не задавал вопросов. Часов около десяти вечера они остановились с потушенными фарами на лесной поляне, где к ним вскоре подошли двое людей: один в форме унтер-офицера, другой — обер-фельдфебеля. Оба четко откозыряли и представились вполголоса, но Йорк от усталости не разобрал их имен. Они сели в машину — унтер-офицер занял место шофера, — и с притушенными фарами машина проехала еще несколько километров. Полная луна изредка выплывала из беспокойного моря черных облаков. То тут, то там вспыхивали звезды и тотчас снова гасли во мраке. Несколько танков прогромыхало мимо, за ними — санитарный фургон. Где-то постукивали пулеметы (как дятлы, подумал Йорк), а вдали бухала русская артиллерия, и время от времени над еле различимыми в ночи верхушками деревьев взлетали сигнальные ракеты.

Машина свернула с шоссе на ухабистую проселочную дорогу. Из мрака выступили очертания орудийных стволов, ветер донес протяжную команду: «Батаре-е-ея!..» Йорк вздрогнул от грома орудийного залпа. Вскоре они вышли из машины, Йорк попрощался со своими спутниками и в сопровождении унтер-офицера стал ощупью спускаться по склону к реке. Они отыскали в темноте лодку, столкнули ее в воду и через несколько минут услышали, как киль зашуршал по песку. Унтер-офицер шепнул Йорку несколько слов и скрылся во мраке вместе с лодкой. Йорк некоторое время прислушивался к слабым всплескам весел, потом вскарабкался вверх по крутому берегу и, поскользнувшись на мокрой глине, прислонился плечом к невысокому деревцу. Он немного постоял на откосе; сильные порывы ветра, налетая оттуда, из неизвестности, охлаждали его потный лоб. Потом, словно лунатик, он шагнул в ночную темень. Он шел не разбирая дороги и остановился, лишь услышав донесшийся из мрака окрик: «Стой!» Коренастый человек с автоматом в руке шагнул к нему навстречу.

— Командир! — промолвил Йорк и вдруг невольно улыбнулся.

В блиндаже его принял дежурный. На его выпачканной глиной гимнастерке Йорк заметил блеснувшие в свете свечи ордена и медали. Разговор между ними происходил на английском языке. Потом русский подошел к телефону. Йорк сидя дремал до тех пор, пока явившийся за ним младший лейтенант не отвел его в расположение штаба. После короткого допроса его направили дальше.

После этого его еще несколько дней куда-то везли, делая по временам остановки. Он находился во власти двух чувств — усталости и освобождения, — и при этом какая-то странная сонливость владела им. Он с кем-то разговаривал, перед ним проплывали какие-то лица, потом внезапно он будто пробуждался от сна и весь дрожал от возбуждения, словно ему должна была открыться какая-то великая тайна.

Необъятная страна с пыльными разбитыми дорогами открывалась его взору. Сожженные дотла колхозы попадались на пути. На белесовато-желтых полях погромыхивали комбайны. Нескончаемым потоком двигались на запад танки, орудия, понтоны. Дети на деревенских улицах махали им вслед. Они проезжали разрушенными городами, Йорк пребывал на грани яви и сна, пока однажды, после полудня, очнувшись от тяжелого полузабытья, не уловил слова «Москва».