Избранное

Петров помог многим товарищам перебраться через стену. Сам он получил два легких ранения, в руку и плечо. Убитые остались лежать в куче у основания стены. От барака сюда доносились слабые стоны раненых, продолжавших стрелять своими деревянными снарядами. Петров узнал в одном из упавших поблизости от него молодого коммуниста Юрия Галина, светлые волосы которого всегда удивительно быстро отрастали после стрижки. Сейчас он видел его застывшим в позе танцора, все суставы были вывернуты, левая нога поднята к затылку, а от руки и щеки, которыми он приник к колючей проволоке с пропущенным через нее электрическим током, поднимался дымок.

На плацу во время переклички, когда в ледяном утреннем воздухе висел пар, выдыхаемый сотнями ртов, люди из восьмого барака шепотом, не двигая губами и подбородком, разговаривали между собой. Петцольд слышал, как называли приблизительное число бежавших. Говорили, что их было не меньше пятисот. Чепуха! Не верьте! Пыталось бежать больше тысячи, и многим удалось вырваться на свободу! Русские — молодцы! Не было уже никакого сомнения, что побег совершен обитателями двадцатого барака.

Выстраивались команды, у каждого человека в левой руке была железная миска. Петцольд пристально смотрел на большие ворота, через которые команды уходили из бараков одна за другой в сторону каменоломни. От нервного напряжения у него стучало в висках. Как бы глазами Птолемея представил он себе местность, которая спускалась к Дунаю с далеких гор, переходивших в холмы: словно вращающийся диск, с Райнхаузеном в центре, на котором с северо-востока до юго-востока проступало нечто огромное, неизвестное, неизведанное.

Начальники рабочих команд бросились по своим местам. Некоторые барачные команды уже находились на марше.

— Шапки долой!

Все лица заключенных, лишенные выражения, как высеченные из камня, повернулись к дежурному эсэсовцу. Однако гауптштурмфюрер движением руки отменил команду:

— Стой!

У ворот появилась повозка, нагруженная горой трупов. Слова и справа за борт повозки капало что-то темное. Петцольд смотрел, пока был в силах, на трупы, на головы с полуоткрытыми ртами, на раздавленные грудные клетки. Повозку тянули около дюжины одетых в серое скелетов, которых погоняли ударами плеток конвоиры. За повозкой шли, весело болтая, эсэсовцы: они провожали повозку в крематорий. Затем снова показались заключенные, одетые в серую рвань и попарно тащившие трупы на веревках. Русские брели с полузакрытыми глазами, у них был вид людей, навеки ушедших в самих себя. Их босые ноги были покрыты черными струпьями. Петцольд заметил очень высокого худого мужчину. Голова мертвеца, которого тот тащил за веревку, ударялась о камни мостовой.

Обергруппенфюрер, красавец Рислер, при виде совсем еще юного русского паренька удивленно закричал:

— Да ведь это Гриша! Что ты здесь делаешь, Гриша? Какой же ты дурак!

Эсэсовец бросился к юноше, который ничего не видел и не слышал; он шагал с тем же упрямым взглядом, устремленным внутрь. Петцольд заметил, что в правой руке, положенной на плечо русскому, Рислер держал пистолет.

Он видел, как обергруппенфюрер что-то настойчиво нашептывал Григорию и, не получив в ответ даже взгляда, повел его к ближайшему бараку. Дуло пистолета лежало как раз за ухом юноши. Вскоре они скрылись из поля зрения Петцольда.

Гауптштурмфюрер стоял перед командой Петцольда, в десяти шагах от нее.

— Пошли, пошли дальше! Пусть это будет вам уроком! Это только первые. Мы и с остальными разделаемся!

Заключенным восьмого барака пришлось бежать, чтобы догнать ушедших вперед и ликвидировать разрыв. Впереди Петцольда была длинная шеренга людей, двигавшихся вниз к каменоломне. «Боже мой, — думал он. — Сколько их может быть еще!» Мысленно он снова представил себе сегмент круга, по которому двигались точки, расходившиеся в разные стороны; они блекли, приближаясь к горизонту. «Должны же хоть некоторые из них уцелеть, — думал Петцольд. — Непременно должны!»

Во время бега он повернул голову в сторону, чтобы посмотреть на обнаженные склоны гор и на холмы. На камнях лежал иней, и в затылок дул слабый, но холодный ветер. «Русские, русские», — думал Петцольд. Он старался представить себе тех, которые уже были мертвы или умирали в ледяной воде речонки, где они пытались спрятаться; иным перегрызли горло натравленные на них собаки, иные спотыкались и падали с обрыва. Петцольд попробовал дать им имена: Иванов, Степанов, Боровский, Малыгин.