Избранное

Была середина дня. От ущелья и с гор издалека доносились выстрелы. Из окна школы видно было, как через пустырь к крепости время от времени проезжали небольшие группы красноармейцев, сопровождавшие пленных. Ущельцы встречали басмачей криками ярости, грозили им камнями, палками, готовы были разорвать их.

— Дай руку, нана, — бормотала Ниссо, — помоги, вынь клюв из моей груди, он рвет меня, душу рвет… Жарко мне. Больно мне…

— Успокойся, Ниссо! — Гюльриз дотрагивалась ладонью до горячего лба девушки. — Лежи тихо, не вскакивай… Покровитель, что делать мне с ней?… Успокойся, никто тебя больше не тронет…

— Шо-Пир, сбрось змею… И-о, Али, она на шее его, она душит его. Шо-Пир, твоя шея черная… Оставьте его, не убивайте Шо-Пира… — Ниссо со стоном откидывалась на подушку, кричала: — Убили его! Они убили его… Обними меня, Мариам, мне страшно…

Слушая бред Ниссо, Гюльриз в отчаянии закрывала лицо руками.

— Воды! Дай ей воды, бабушка! — вмешивался рябоватый красноармеец с простреленной ногой. — Тряпку намочи, на лоб положи.

Гюльриз не понимала, что говорит ей этот красный солдат, а он тянулся рукой к пиале, стоявшей на полу у изголовья.

Гюльриз вставала, приносила воды, но Ниссо отказывалась пить. Рыбья Кость стонала в углу, — все лицо, все тело ее было в кровоподтеках. Оказав первую помощь, врач Максимов уехал в ущелье и вот уже несколько часов не возвращался.

— Где Шо-Пир? — вдруг приподнималась Ниссо, глядя в глаза Гюльриз.

Гюльриз радовалась, что бред Ниссо кончился.

— Здоров Шо-Пир. Вернется сейчас.

— А ты знаешь, нана? Они повесили Мариам, — сообщала Ниссо, и старуха снова впадала в отчаяние.

— Знаю, Ниссо… Их поймали.

— Азиз-хона поймали?

— Поймали. В башне он, под замком… Красные солдаты стерегут его.

— В башне?… Вот хорошо…

Ниссо опять откидывалась на подушку, лежала тихо, а потом снова начинала бредить.

— Позови Бахтиора, нана. Скажи ему — пусть ищет Шо-Пира… — вдруг резко требовала Ниссо, и Гюльриз, сдерживая рыдания, отвечала:

— Он пошел уже. Он пошел.

Внезапно послышался стук копыт, оборвался под окном. Гюльриз кинулась к окну. «Нет… Не он!» — прошептала она и снова взялась за шитье. В комнату вошел Худодод, обвешанный оружием.

— Как вы тут, нана?

— Бахтиора не видел?

— Не видел, нана. Не волнуйся, Карашир сказал: в горах он скрывается. Многие уже пришли с гор. Радость у нас: Шо-Пир жив.

Ниссо приподнялась:

— И-о, Али… Говори, где он?…

— Он ранен. Карашир нашел его. Доктор поехал с Караширом за ним.

Ниссо расплакалась.

— Значит, и сын мой жив! — убежденно сказала Гюльриз.

— Как ты отыскал Ниссо, Худодод? — спросила Зуайда, убирая с колен сшитый ею мешок.

— Разве ты, Ниссо, сама не рассказала им?

— Не помню я, Худодод… — тихо ответила Ниссо. — Темно было мне.

Худодод сел на пол, положил винтовку рядом, снял с плеча ремень кривой басмаческой сабли.

— Вот, с перевала спустились мы. Командир с красными солдатами налево, через пустырь, к ущелью. А я и со мной два красных солдата — по селению, направо к крепости. Тут наши люди — Нигмат, Исоф, много людей, даже Али-Мамат, — из домов выбежали, обрадовались, кричат!

— Подожди, Худодод! — перебила Ниссо. — О Шо-Пире расскажи, куда ранен он?

— Не знаю, Ниссо. Карашир сказал, жив будет… Рука сломана, сказал. В реку прыгал он…

— Больно ему, скажи?

— Конечно, больно, Ниссо… Ничего. Доктор поехал за ним, сам командир послал… Палки хватают наши люди, кирки хватают, еще вилы, лопаты… Сразу — к крепости мы… Вот крепость. Видим: большой пожар начинается, наше зерно горит. Сеиды бегают. Купец другие мешки поджигает… Кендыри подбежал к купцу, убил его из маленького ружья. Повернул ружье, выстрели прямо в лицо Науруз-беку. Науруз-бек тоже упал, оба мертвые. Кендыри бросил маленькое ружье, смеется, целует меня. «Вот, — кричит, — две собаки. Я их убил. Наше зерно подожгли. Вот смотри, — кричит, — убил я волков. Тушите огонь, кричит, — Ниссо тоже спас я, жива она, в зерновой яме сидит, тушите огонь сначала…» Мы огонь тушим, Кендыри помогает нам. Когда потушили, Кендыри повел нас, показал, — камни над зерновой ямой, и ты, Ниссо, там живая…

— Хороший человек Кендыри, — сказала Ниссо. — Я ничего не помню. Где он сейчас?

— Дома у себя. Спать пошел. Устал, говорит. Как можно спать сейчас, не понимаю.

— Худодод, скажи, — умоляющим тоном произнесла Ниссо. — Мариам где?

Худодод с недоумением посмотрел на Ниссо, переглянулся с Зуайдой и Гюльриз. Те сокрушенно опустили головы.

— Разве ты не знаешь, Ниссо? — осторожно спросил Худодод.

— Ай! Знаю, знаю! — голос Ниссо превратился в вопли. — Тело черное ее, глаз нет, душа превратилась в птицу, в маленькую птицу, большая птица просунула голову в грудь ей, заклевала душу ее…

— Оставь ее, Худодод, — тихо произнесла Гюльриз, — не говори с ней.

— Я пойду, — печально сказал Худодод, поднял с пола винтовку и саблю, встал, в дверях оглянулся на Ниссо, вздохнул, вышел.