Избранное

Но когда Сиатанг стал советским, когда вся сиатангская знать бежала в Яхбар, ища приюта у Азиз-хона, купцы перестали ходить в Сиатанг. Все реже посещали они и Яхбар: одни яхбарцы не могли обеспечить им прежних прибылей, а сиатангские эмигранты, лишившись земельных и прочих доходов, перестали покупать у них товары и сами готовы были продать им накопленное. Купцы, уходя, кляли свою судьбу и говорили, что во владениях Азиз-хона им скоро нечего будет делать. А сам Азиз-хон уже не мог брать с них транзитные пошлины. Он больше не устраивал ни пышных празднеств, ни многолюдных охот, не звал к себе бродячих фокусников, танцоров и музыкантов, не ездил с визитами в соседние ханства. Боясь грядущей бедности, он постепенно мрачнел, уединялся, становился скупым и расчетливым и ничем не напоминал прежнего расточительного и могущественного в пределах Высоких Гор хана.

Из внутренних провинций до него доходили кем-то пущенные в «торговый оборот» беспокойные слухи о том, что скоро начнется война с русскими и что, покатившись по этим горам, она наполнит кровью долины и реки. Он знал, что Властительный Повелитель не хочет воевать с русскими, но когда в Яхбар проникали тайные агенты-европейцы, Азиз-хон охотно оказывал им гостеприимство, стараясь на всякий случай обеспечить себе их расположение. Однако никаких обещаний, несмотря на получаемые подарки, Азиз-хон пока не давал, в рассуждении, что ежели ошибешься, выбрав заранее победителя, то вместо хорошей наживы рискуешь потерять голову…

В своем уединении Азиз-хон часто предавался размышлениям о воплощении божества. В это тревожное время Азиз-хон старался не прогневить бога.

Азиз-хон был шиитом секты Ага-хони, то есть исмаилитом, верующим, что живая душа пророка Али пребывает ныне в теле сорок восьмого имама, обитающего в далеком Бомбее и владычествующего над миллионами «пасомых», рассеянных на огромных пространствах Индии, Афганистана, Западного Китая, Персии, Бадахшана, Малой Азии и Египта. По учению исмаилитов, «пасомые» сами могли не молиться богу, но обязаны были отдавать десятую долю доходов наместникам бога — пирам, которые молились за всех. В Яхбаре не было пира, пир прежде жил в Сиатанге, но, эмигрировав оттуда, не захотел остаться в Яхбаре и уехал во внутренние провинции. Его заместителем в Яхбаре остался сборщик податей — халиф.

Халифа считался в Яхбаре лицом самым почтенным и влиятельным после хана, и потому Азиз-хон вел с ним дружбу. Вместе долгими утрами слагали они стихи, — Азиз-хон, как все восточные правители, считал себя хорошим поэтом; вместе читали они «Лицо веры» — книгу, написанную столетья назад пиром Шо-Насыр-и-Хосроу и понятную лишь посвященным; вместе мечтали они о женской красоте, ради которой можно было иной раз по-своему истолковать догматы исмаилитской религии.

Когда Азиз-хон прослышал о том, что на советской стороне, в селении Дуоб, живет красивая девчонка, которую можно купить очень дешево, халифа убедил Азиз-хона, что не так уж он стар, чтобы ограничиваться давно надоевшими ему женами, и взялся сам доставить эту девчонку в Яхбар.

И когда халифа привез Ниссо и она действительно оказалась очень красивой, Азиз-хон, не торгуясь, уплатил за нее сорок монет, и дружба его с халифа еще более укрепилась.

Азиз-хон поместил девушку в своем доме и не торопился сделать ее женой, зная, что добыча от него не уйдет.

Обширный дом Азиз-хона стоял на высокой скале, над самым берегом Большой Реки, быстро, но плавно бежавшей в широкой долине между двух горных хребтов. Дом был похож на старинную крепость, потому что был обнесен зубчатой стеной, с которой -вверх и вниз по Большой Реке — видна была вся долина, нарезанная на клочки посевов, наполненная маленькими садами абрикосов и тутовника, ограниченная высокими скалами и осыпями крутых склонов. Лестницы дома состояли из обрубков дерева и вели через квадратное отверстие в потолке к следующим комнатам, расположенным террасами. Двери были поставлены одна к другой под прямым углом и притом в столь узких проходах, что одновременно ими мог пользоваться только один человек. Проходя в эти низкие двери, Азиз-хон был вынужден сгибаться вдвое. Прадед Азиз-хона боялся соседних ханов: в таких закоулках нападающий не мог ни стрелять из лука, ни взмахнуть кинжалом. В прежнее время, когда яхбарские ханы считали себя в опасности, они никогда не спали две ночи подряд в одной и той же комнате, зная, что отверстие в потолке дает неприятелю удобный пункт, откуда он может, подкравшись, направить стрелу. Времена опасностей и внезапных нападений уже миновали, — в своей ли комнате, на плоской ли крыше, Азиз-хон спал спокойно… Никто теперь не охранял дом, регулярного войска в Яхбаре много лет уже не было, и даже риссалядар — предводитель яхбарских конников, распущенных по домам, — жил на покое в одном из дальних селений ханства. Азиз-хон не любил его и с ним не встречался.