Избранное

В один из теплых дней ранней осени около ханской крепости собралась толпа мужчин. В сущности, крепости, когда-то величественной и грозной, давно уже не было. От нее, разрушенной временем, остались только четыре каменные, обмазанные глиною стены да две высокие, рассеченные змеистыми трещинами черные башни. Одна из башен высится над самой рекой и, наполовину подмытая грозит обрушиться вместе с остатком стены. Вторая башня, воздвигнутая на конце стены, пересекающей стесненное здесь ущелье, прижимается к скалистому подножью склона и держится еще довольно прочно.

Между башней и отвесной скалой остается узкая щель, от которой зависит все существование селения Сиатанг: сквозь нее тянутся полусгнившие желоба единственного канала, питающего водою селение. Толстые бревна для желобов были когда-то с огромным трудом доставлены через Яхбар из далеких провинций соседнего государства, потому что в Сиатанге крупных деревьев не было.

Начало, или, как говорят здесь, «голова» канала, находится выше, за крепостью.

Конечно, гораздо проще было бы провести канал не по отвесной скале, а ниже ее — через крепость. Но хан, строивший крепость, думал только о собственном благе. От головы канала он проложил в крепость широкий отвод и брал себе столько воды, сколько нужно было ему для орошения большого сада, для мельницы и бассейна во дворе крепости. Лишь остатки воды устремлялись в канал, к селению. Перекрывая канал, хан мог убавлять или вовсе останавливать воду. Он брал за нее налог — сороковую долю урожая злаков и фруктов. Щель между башней и склоном оставалась единственным проходом для путников, бредущих из селения Сиатанг к Верхнему Пастбищу. Каждый прохожий обязан был отдать хану от двух до пяти тюбетеек зерна… А водяная мельница на дворе крепости была единственной мельницей, какой могли пользоваться ущельцы, и за право размола зерна хан получал десятую долю.

Ханские времена кончились. Горный обвал несколько лет назад завалил дом хана, и бассейн, и половину сада, и третью башню; бесформенная груда острых камней навеки скрыла их от человеческих глаз. Другая половина сада давно зачахла. Во дворе крепости осталась только старая мельница да подальше, за ней, пустующий загон для скота. Среди камней кое-где сохранились еще глубокие узкогорлые зерновые ямы, но все они были пусты или наполовину завалены щебнем.

Ущельцы упорным трудом восстановили только желоба своего канала, а часть воды отвели к уцелевшей мельнице, за пользование которой теперь уже никто не платит налогов.

Единственный обитатель крепости, внук последнего хана и последний представитель владетельной касты шан, бывший старейшина рода, старый, обнищавший Бобо-Калон доживал свои дни в сводчатом, похожем на каменную могилу, помещении верхней башни. Волей или неволей «Большой старец», Бобо-Калон, превратился в сторожа, и все знают, что по собственному почину он содержит башню в порядке. Однако он никогда не разговаривает с факирами. Все, что ему полагается делать, он делает в то время, когда вокруг нет ни одной живой души; при людях же он предается безделью, как бы подчеркивая, что представителям его касты зазорно заниматься каким бы то ни было трудом. Для постороннего глаза все происходит так, будто за порядком на мельнице наблюдают незримые духи, а подачки некоторых ущельцев Бобо-Калону остаются данью почета последнему потомку ханского рода.

Залатанные кошмами, скрепленные берестой и глиной, ветхие висячие желоба с каждым годом теряют все больше воды. Просачиваясь сквозь щели, вода падает частыми каплями на всем протяжении желобов, да и сами они слишком узки, чтобы насытить водой жадную каменистую почву крошечных посевов ущельцев. Быть может, ущельцы и не скоро еще взялись бы за переустройство канала, но они уже привыкли по доброй воле подчиняться человеку, который сегодня привел их сюда.

Человек этот еще с весны часто бывал здесь, во дворе крепости, вглядывался в камни завала, измерял, рассчитывал и, наконец, заявил ущельцам, что канал, пониже старого, провести и можно и необходимо. Для этого надо только убрать ту скалу, на которой высится старая башня… И когда ущельцы ответили, что башни не жалко, но нет такой силы, которая могла бы убрать скалу, он сказал им, что сила такая есть… Много было споров в селении Сиатанг, но все они кончились, когда человек этот, собрав беднейших, безземельных факиров, пообещал оросить для них тот пустырь, что простирается ниже селения, занимая немалую часть долины.

Вместе с ущельцами он взялся за дело, и работа на завале велась уже несколько недель.

Наконец ранней осенью наступил решающий день. В рваных халатах, надетых на голое тело, босые или в дырявой обуви из сыромятной кожи диких козлов, факиры с рассвета таскали в крепость колючий кустарник, собранный ими по склонам окрестных гор.