— Не бойся, коза, никто тебя здесь не обидит. Ешь!
Ниссо вновь кидает недоверчивый взгляд, но, ободренная явным сочувствием окружающих, жадно хватает сыр и, не поднимая головы, сует его в рот.
Шо-Пир осторожно дотрагивается до распухшей щиколотки Ниссо, но она отдергивает ногу.
— Похоже, будто ты часа два в лапах барса барахталась. Ничего, вылечим тебя. Идти можешь?
Но едва Шо-Пир, вставая, берет ее под локоть, Ниссо вскакивает и стремительно кидается в сторону. Ущельцы, стоящие вокруг плотным кольцом, со смехом удерживают ее.
— Шо-Пир, она, наверное, одержимая!
Ниссо замирает снова, дрожа в сдерживающих ее руках.
— Вот что, друзья! — произносит Шо-Пир. — Видно, плохо ей пришлось. Придется нам ею заняться. На сегодня работа кончена, пора по домам. А ты, глупая, — мягко обращается Шо-Пир к Ниссо, — не бойся нас. Что ты, в самом деле, людей, как волков, боишься?! Пойдем-ка вниз, с нами!
Озираясь и, видимо, ища случая убежать, Ниссо спускается к селению по широкой тропе, окруженная толпой ущельцев. Шо-Пир касается ладонью ее худенького плеча. Бахтиор возглавляет шествие, а те бездельники, что любопытствовали весь день, уже не интересуясь разрушенной башней, стараются протолкаться поближе к неведомо откуда взявшейся девушке. Все в ней занимает их: и одежда — изодранная, но не такая, какую носят женщины здесь, и испуганные глаза, и лицо — тонкое, красивое, но измученное и грязное, и ссадины на проглядывающем сквозь лохмотья загорелом теле.
Украдкой, полушепотом ущельцы обмениваются предположениями. Может быть, она ехала с мужем или отцом и с ними случилось что-либо недоброе по дороге? Камни упали сверху и сбили их осла в пропасть? Или на них напали снежные барсы? Или спутники ее утонули при переправе, — такие ссадины и царапины бывают, когда вода волочит человека по камням. Или просто она отстала от каравана какого-нибудь купца и заблудилась в горах?… Но непонятнее всего, почему она пришла сверху? Ведь за тропою к Верхнему Пастбищу ничего, кроме льдов и снега, нет!
В селении к толпе присоединяются новые люди. Женщины, не решаясь при мужьях выбегать из домов, глядят на Ниссо из-за каменных высоких оград, вылезают на крыши, таятся между густыми ветвями деревьев. Не обращая ни на кого внимания, Шо-Пир молча ведет Ниссо мимо садов и посевов селения. Когда он решительно поворачивает влево, чтоб узкой тропинкой направиться к дому Бахтиора, толпа начинает редеть. Поднявшись к каменной ограде сада, окружающего дом Бахтиора, Шо-Пир поворачивается к идущим за ним. Вся толпа в нерешительности останавливается.
— Вот что, товарищи, — внушительно объявляет Шо-Пир. — Нечего на девчонку, как на дикого зверя, смотреть. Еще умрет от страха, кто отвечать будет? Идите-ка по домам. Она останется пока у матери Бахтиора, пусть отоспится сначала, а потом Бахтиор поговорит с ней как советская власть.
И, введя Ниссо в сад, Шо-Пир загораживает двумя корявыми палками пролом в ограде, заменяющий ворота.
Ущельцы нехотя удаляются. Но несколько любопытных остаются и, припав к щелям ограды, решив досмотреть представление до конца, наблюдают за всем, что происходит в саду.
Шо-Пир ведет Ниссо на лужайку, зеленеющую среди тутовых деревьев у самого дома. Ниссо бессильно опускается на траву, склоняет лицо на ладони.
— Ты, Бахтиор, пойди в дом, скажи Гюльриз, чтоб она приготовила горячей воды и растопила в котле сало — то, знаешь, которое я берег для чистки ружья. Лечить надо девчонку. И пусть Гюльриз выйдет сюда.
Бахтиор уходит разыскивать мать. Шо-Пир заговаривает с Ниссо все на том же плавном сиатангском наречии, которое вот уже три года заменяет ему русский, никому здесь не понятный язык.
— Сейчас мы тебя лечить будем. Потом выпьешь чаю или молока. Потом вымоешься. Ты мылась когда-нибудь?… Ляжешь спать. Никто не тронет тебя. И ничего не бойся… Ну, посмотри на меня. Разве тебе надо меня бояться?
Ниссо исподлобья, робко глядит в лицо Шо-Пира. Он улыбается.
— Вот видишь! Значит, ты отлично понимаешь меня! А молчишь, будто язык потеряла!
— А ты не яхбарец? — недоверчиво и едва слышно произносит Ниссо.
— Я? Нет. Разве похож? — Шо-Пир сбрасывает на траву свою выцветшую фуражку.
Ниссо устремляет взгляд — уже открытый и ясный — на его коротко стриженные русые волосы, на его спокойное загорелое лицо. Весело искрящиеся, насмешливые голубые глаза смущают ее.
— Ты… Ты — легкий.
— Легкий? Ого-го! — от души хохочет Шо-Пир. — Это я-то легкий? Ну, ну! Ты скажешь… Легкий! — И, сдержав смех, с подчеркнутым безразличием спрашивает: — А ты… разве ты прибежала из Яхбара?
Ниссо, опустив голову, вздыхает, молчит. Бахтиор возвращается из дому, держа в одной руке консервную банку с растопленным салом, в другой глиняный кувшин с холодной водой.
— Не знаю, ушла куда-то Гюльриз. Вот сало. Другую воду я на огонь поставил.