Избранное

Эту бойню описал её участник – Михаил Юрьевич Лермонтов – в маленькой поэме «Валерик»: «Хотел воды я зачерпнуть… /…была красна». И вот свидетели трагедии на реке смерти – гехинцы, узнав о гибели царского поручика на дуэли, скорбят о нём. Как это объяснить?

– На бытовом уровне довольно легко. Лермонтов в гениальной поэме увековечил Гехи и гехинцев, прославил мало где и кому известную речку, а по сути, ручей Валерик – разве это не лестно местным жителям? Отсюда и признание автору. Полагаю, простые жители села Бородино не в меньшей мере признательны Михаилу Юрьевичу Лермонтову за то, что название некогда неведомого села стало известно потом всему миру. И сейчас, читая в школьных хрестоматиях лермонтовский шедевр, из которого, как из горчичного зерна, выросло могучее древо эпопеи Льва Николаевича Толстого «Война и мир», дети, и не только дети, усваивают: да, есть такое село, есть поле, которое стало местом боевой славы русского народа.

Это, повторю, происходит на бытовом уровне. Но что бы там не говорили, бытие в немалой степени определяет сознание, воздействует на душу народа. Душу, которую вдохнул в человека Господь. Не потому ли и говорим мы, что «Глас народа – глас Божий» (латинская поговорка), эхом которого через мирские невзгоды божественная душа рвётся к свету, к Творцу всего сущего, удивляя запутавшееся в «суете сует» человечество своими проявлениями через небесных посланников. И, к сожалению, это часто сопровождается напастями и потрясениями. Гроза 1812 года, всколыхнувшая всю Россию, разбудила народное сознание и национальную гордость русских людей. Война на Кавказе, невольным участником которой оказался Михаил Юрьевич (да, да невольным: он был ссыльным), произвела переворот в сознании общества – чеченского и русского. Произошло взаимопроникновение культур, обычаев, даже стилей одежды. Тот же Лермонтов с гордостью и особым шиком носил черкесскую бурку, подаренную чеченцами (в ней он и изобразил себя на автопортрете). За несколько лет до этого автопортрета Лермонтова изобразил Пётр Захарович Захаров-Чеченец (ок. 1816 – конец 1846), единственный в XIX веке профессиональный художник – чеченец по национальности.

И горцы, и русские как бы почувствовали: они близки по духу, менталитету. Не будь этого, разве бы появился на свет образ Максима Максимовича из «Героя нашего времени», носителя лучших человеческих качеств: любви ко всему живому, сострадания к чужой боли, смелости и благородства? И разве случайно написал Александр Пушкин «Подражание Корану» – Корану, благодаря чтению которого он, свободолюбивый поэт, вообще-то, немалый безобразник и повеса, пришёл к пониманию смирения перед Всевышним, к чему, между прочим, призывает и православное Евангелие? А Лев Толстой? Не у кавказца ли Кунта-Хаджи заимствовал он основы учения непротивленья злу насилием? Понятно, что и герой нашей беседы Лермонтов, пропитанный насквозь соками, духом Кавказа с малых лет (в Горячеводск, в имение своей родственницы на Тереке, его не раз возила в детстве бабушка), воспевая вольный край, пробуждал чувства добрые к людям его населяющим. Он сеял зёрна дружбы и любви, без которых нет мира среди народов. Да что там! Однажды мне довелось прочитать в одном из его писем к А. А. Лопухину, как он собирается идти с отрядом на поимку Шамиля. Поразила фраза: «Завтра я еду в действующий отряд на левый фланг в Чечню брать пророка Шамиля, которого, надеюсь, не возьму…». Каково? А? Не подумайте, что я прибегаю к таким фактам, как заштатный адвокатишка русского гения. Нет. К тому же, Геннадий Александрович, я читал вашу «Кавказскую драму», где вы, описывая схватку безумных гордецов и себялюбцев на реке Валерик, самого Лермонтова ставите как бы над происходящим, вещающим из поднебесья:

Я думал: жалкий человек!
Чего он хочет!.. небо ясно,
Под небом места много всем;
Но беспрестанно и напрасно
Один враждует он – зачем?

– Спасибо за внимание к моему скромному творчеству. Но в той неоконченной драме я ставил целью своей показать Лермонтова как пророка, в «очах людей» читающего «страницы злобы и порока». Я пытался показать духовную драму, вызванную тем, что он остаётся не понятым окружением:

Провозглашать я стал любви
И правды чистые ученья:
В меня все ближние мои
Бросали бешено каменья.

Лермонтов – пророк…и довольно мрачный. В своей работе я и стихи привожу соответствующие:

Настанет год, России чёрный год,
Когда царей корона упадёт;
‹…›
И зарево окрасит волны рек:
В тот день явится мощный человек,
И ты его узнаешь – и поймёшь,
Зачем в руке его булатный нож.