Избранное

Асфальтовые ленты, блистающие серой зеркальной гладью, разбросаны в солидной зелени парков и бульваров. Автомобили лучших марок мчатся спокойной гладкой рысью вдоль корректно причесанных пальмовых аллей. Они часто застывают, располагаются пестрыми группами на перекрестках, на чудесных круглых и овальных площадях, сочетаясь с монументами, со скульптурными изваяниями прославленных историей испанцев. На высоких пьедесталах стоят молочно-мраморные генералы, розово-гранитные полковники, бронзовые короли, принцы, дофины, поэты и литераторы, верхом на могучих лошадях или пешие, со шпагами, с лирами, со шляпами в руках. Трудно распределить их по рангу и значению; под каждым выгравирована надпись: «Г ению нашей нации». Сколько фигур, столько гениев. Площади и парки Мадрида — это роскошно изданный скульптурный прейскурант гениев разных времен и специальностей. Они отделаны свежей рамкой цветочных газонов, они демонстрируют благоденствие, великолепие, могущество, одаренность.

Дома — где в Европе вы увидите такие дома?!

Небоскребы по полтора десятка этажей громоздятся в каждом квартале центрального района. Они отважно рвутся в голубой воздух, они реют над городом множеством праздничных вымпелов на тонких флагштоках. И на крышах многоэтажных громад, на высоких башнях, на карнизах — в свою очередь, водружены исполинские мраморные группы — крылатые, хвостатые, символические. На высоте полутораста метров голые и тяжеловесные мраморные мужчины энергично погоняют лошадей, куда-то мчатся в римских колесницах. Куда?.. Все небоскребные здания принадлежат банкам. Стремительный бег колесниц по крышам обозначает преуспевание испанского государства под водительством больших и малых, отечественных и иностранных банковских предприятий. Банковский архитектурный стиль завладел городом. Новое, только что законченное роскошное здание министерства просвещения выполнено снаружи и изнутри, как грандиозный банк. В отделе средней школы ищешь ухом звон серебра. В канцелярии министра списки педагогов шуршат, как биржевые бюллетени. Это тем более трогательно, поскольку шестьдесят процентов испанского народа неграмотны.

Элегантная толпа до поздней ночи марширует по неправдоподобной ширине тротуаров, она располагается многотысячным бивуаком столиков перед входами в кафе, она поглощает лед, апельсины, раков и коктейли. В Мадриде обедают в десять вечера, все главные газеты выходят к этому часу. Для того чтобы и скульптурные красоты не пропадали зря, их ночью подсвечивают снизу прожекторами. Публика в полночь снабжена свежими продуктами искусства и просвещения, она видит себя на вершинах техники и культуры. Старые американки жалуются, правда, что в столице мало ощущается настоящая Испания, — но вот на краю тротуара

собрались энергические молодые люди с могучими бюстами и тонкими талиями. Цвет национального спорта представлен здесь лучшими специалистами. Знаменитые чемпионы выжидательно постукивают тросточками. Почтительная молодежь увивается вокруг них, мадридские бездельники с узко подбритыми усиками, в коротких пиджачках, в брюках пилой, — народ называет их презрительно «сеньоригос» за женственный облик и томные сутенерские манеры. Чемпионы отмахиваются от мошкары поклонников; они ждут, пока придет аподерадо — уполномоченный, предприниматель, — с предложением эффектно прикончить тихого двухгодовалого бычка на базарной площади маленького города.

Уже все площади и парки Мадрида заставлены мраморной рухлядью, уже все буквы алфавита насыщены именами национальных гениев. Но сейчас грядет новая волна. Королевский режим свергнут, страна сразу получила щедрое пополнение гениев, героев и великих людей.

Прямо жалко смотреть на мадридскую печать, до чего у нее полон рот хлопот. У фотографов вышел запас пластинок, у хроникеров не хватает больше эпитетов для передачи всех изумительных качеств деятелей нового режима. Хонорабилиссимо — честнейший, интеллехентиссимо — умнейший, иллюстриссимо— знаменитейший, — эти слова наборщики заготовляют с утра по нескольку десятков штук и ставят на отдельной верстатке, чтобы потом, когда придут отчеты о банкетах и интервью, только добирать имена.

Сколько имен, сколько мудрых, и храбрых, и преданных республике испанцев объявляется каждый вечер на политических банкетах. А самих банкетов сколько! Сокрушив диктатуру Примо Ривера и Беренгера, испанское общество получило долгожданную свободу банкетов. Они бушуют радостным ураганом эти банкеты. Шипит шампанское, стреляет магний, и наутро поперек всех газетных листов тянутся нескончаемые снимки снежных скатертей с хрусталем и цветами, обсаженных честнейшими фраками и преданнейшими республике смокингами.

На одном из последних банкетов в Палас-отеле благороднейший синьор Мельхиад Альварец, произнося речь с бокалом в руке, на полуслове умолк и в обморочном состоянии склонился головой на тарелки.