Избранное

Его товарищи — а дружил Симон, по сути, со всеми на курсе — не могли понять: зачем он поступил в технический институт, если его так влечет к искусству и литературе и он доказал, что у него есть талант. Кое-кто из его товарищей даже считал, что он весьма одарен. Чего же ради теряет он попусту и время и силы на то, чем, как нетрудно и сейчас уже догадаться, никогда в жизни заниматься не станет и не воспользуется никогда дипломом инженера? Они в этом уверены. Но он, Фрейдин, далеко не уверен. Может быть, потом как-нибудь, когда станет инженером и не придется ему думать, как прожить день, а будет у него постоянная и обеспеченная работа, появится у него возможность больше отдаваться тому, к чему лежит его душа, он сам больше поверит в себя, в свои творческие силы. Пока этой веры ему недостает, а без нее нельзя стать истинным поэтом, истинным художником. Как бы то ни было, а Найла была права, уговаривая его поступить в технический институт. Ее отец Айлимов со временем стал истинным художником не только потому, что у него был талант. Он месяцами способен был работать над картиной, без конца ее переделывать, ибо не надо было ему думать о заработке. Прежде чем Айлимов стал известным художником, он работал в школе, был учителем, тем главным образом и жил. Не исключено — опять, как и в тот раз, пришла Симону в голову мысль, что Найла, уговаривая его пойти в инженеры, думала при этом о ребенке, которого от него ждала. В жизни всякое может случиться. Может вдруг случиться, что ребенку понадобится его помощь. Сумеет ли он помочь, если не будет у него твердого заработка? О том, что такое вероятно, Фрейдин не забывал все четыре года учебы. Но за все четыре года не получил от Найлы ни одного письма, ни на адрес института, ни на адрес почтамта, куда время от времени наведывался. Из этого он заключил, что Найла с мужем не разошлась.

15

За полгода до защиты дипломной работы Симон Фрейдин женился.

Ни один из его товарищей не сомневался, что Симон женился на московской девушке Наталии Зубовой лишь потому, что любил ее, в то время как два других дипломника с их курса женились на москвичках заблаговременно, чтобы после окончания института их никуда не послали, а оставили работать в столице. Фрейдину нечего было об этом беспокоиться. И так всем было ясно, что его оставят работать в Москве если не в самом наркомате, то в главке. Помимо того что был он одним из лучших студентов, он еще и лучше других знал жизнь. Поступил в институт, пройдя шахту и металлургический завод. Иногда, правда, вел себя как озорной и легкомысленный мальчишка. Никто не забыл, как среди бела дня он шагал по оживленным московским улицам в одних трусах и тапках. Но бывавшие у него порой вспышки мальчишеского озорства продолжались недолго, озорство прошло, почти не оставив следа.

Его товарищи не ошибались. Симон не имел задней мысли, когда женился на дочери заведующего кафедрой общественных наук Николая Дмитриевича Зубова.

Познакомился с ней Фрейдин на большом литературном вечере в студенческом клубе, где совершенно неожиданно для себя тоже выступил. Председатель вечера, известный комсомольский поэт, незадолго до того случайно побывал на заседании литературного кружка, когда Симон читал там свои последние стихи. Увидев Фрейдина на вечере в зрительном зале, он пригласил его на сцену и даже подсказал, что читать. Из пяти стихотворений, которые комсомольский поэт отобрал в прошлый раз для молодежного журнала, Симон наизусть помнил лишь три. И все три были о шахте. Кажется, никому не аплодировали так долго и громко, как ему, а среди участников литературного вечера были известные поэты, прозаики, драматурги. Симон понимал, что собравшиеся аплодировали ему так бурно потому, что он свой, их собственный поэт.

После вечера к нему подошла студентка, среднего роста девушка, с коротко подстриженными волосами и чуть прищуренными глазами на добром круглом лице. Подала ему чистый листок бумаги, назвала свои имя и фамилию и попросила автограф. Фамилия девушки была ему знакома.

— Заведующий кафедрой общественных наук нашего института Николай Дмитриевич Зубов случайно кем-нибудь вам не приходится? — спросил Симон, возвращая девушке листок бумаги со своей росписью.

— Николай Дмитриевич Зубов — мой отец.