Избранное

Нежная Правда в красивых одеждах ходила,

Принарядившись для сирых, блаженных, калек.

Грубая Ложь эту Правду к себе заманила,—

Мол, оставайся-ка ты у меня на ночлег!

И легковерная Правда спокойно уснула,

Слюни пустила и разулыбалась во сне.

Хитрая Ложь на себя одеяло стянула,

В Правду впилась и осталась довольна вполне.

И поднялась, и скроила ей рожу бульдожью, —

Баба как баба, и что её ради радеть?!

Разницы нет никакой между Правдой и Ложью,

Если, конечно, и ту и другую раздеть.

Выплела ловко из кос золотистые ленты

И прихватила одежды, примерив на глаз,

Деньги взяла, и часы, и еще документы,

Сплюнула, грязно ругнулась и вон подалась.

Только к утру обнаружила Правда пропажу

И подивилась, себя оглядев делово,—

Кто-то уже, раздобыв где-то чёрную сажу,

Вымазал чистую Правду, а так — ничего.

Правда смеялась, когда в неё камни бросали:

Ложь это всё, и на Лжи — одеянье моё!..

Двое блаженных калек протокол составляли

И обзывали дурными словами её.

Стервой ругали её, и похуже, чем стервой,

Мазали глиной, спустили дворового пса:

— Духу чтоб не было! На километр сто первый

Выселить, выслать за двадцать четыре часа.

Тот протокол заключался обидной тирадой —

Кстати, навесили Правде чужие дела —

Дескать, какая-то мразь называется Правдой,

Ну, а сама вся как есть пропилась догола.

Голая Правда божилась, клялась и рыдала,

Долго болела, скиталась, нуждалась в деньгах.

Грязная Ложь чистокровную лошадь украла

И ускакала на длинных и тонких ногах.

Впрочем, приятно общаться с заведомой Ложью,

Правда колола глаза, и намаялись с ней.

Бродит теперь, неподкупная, по бездорожью,

Из-за своей наготы избегая людей.

Некий чудак и поныне за Правду воюет, —

Правда, в речах его — правды на ломаный грош: —

Чистая Правда со временем восторжествует,

Если проделает то же, что явная Ложь.

Часто, разлив по сто семьдесят граммов на брата,

Даже не знаешь, куда на ночлег попадёшь.

Могут раздеть — это чистая правда, ребята!

Глядь, а штаны твои носит коварная Ложь.

Глядь, на часы твои смотрит коварная Ложь.

Глядь, а конем твоим правит коварная Ложь!

[1976]

Я НЕ УСПЕЛ

Болтаюсь сам в себе, как камень в торбе,

И силюсь разорваться на куски,

Придав своей тоске значенье скорби,

Но сохранив загадочность тоски

Свет Новый не единожды открыт,

А Старый весь разбили на квадраты.

К ногам упали тайны пирамид,

К чертям пошли гусары и пираты.

Пришла пора всезнающих невежд,

Все выстроено в стройные шеренги.

За новые идеи платят деньги,

И больше нет на «эврику» надежд.

Все мои скалы ветры гладко выбрили,

Я опоздал ломать себя на них.

Все золото мое в Клондайке выбрали,

Мой черный флаг в безветрии поник.

Под илом сгнили сказочные струги,

И могикан последних замели.

Мои контрабандистские фелюги

Худые ребра сушат на мели.

Висят кинжалы добрые в углу

Так плотно в ножнах, что не втиснусь между.

Мой плот папирусный — последнюю надежду —

Волна в щепы разбила об скалу.

Вон из рядов мои партнеры выбыли,

У них сбылись гаданья и мечты.

Все крупные очки они повыбили

И за собою подожгли мосты.

Азартных игр теперь наперечет,

Авантюристов всех мастей и рангов.

По прериям пасут домашний скот,

Там кони пародируют мустангов.

И состоялись все мои дуэли,

Где б я почел участие за честь,

И выстрелы, и эхо отгремели,

Их было много — всех не перечесть.

Спокойно обошлись без нашей помощи

Все те, кто дело сделали моё.

И по щекам отхлёстанные сволочи

Фалангами ушли в небытиё.

Я не успел произнести «К барьеру!»,

А я за залп в Дантеса все отдам.

Что мне осталось? Разве красть химеру

С туманного собора Нотр-Дам?

В других веках, годах и месяцах

Все женщины мои отжить успели.

Позанимали все мои постели,

Где б я хотел любить — и так, и в снах.

Захвачены все мои одра смертные,

Будь это снег, трава иль простыня.

Заплаканные сёстры милосердия

В госпиталях обмыли не меня.

Ушли друзья сквозь вечность-решето.

Им всем досталась Лета или Прана.

Естественною смертию — никто,

Все — противоестественно и рано.

Иные жизнь закончили свою,

Не осознав вины, не скинув платья.

И, выкрикнув хвалу, а не проклятья,

Спокойно чашу выпили сию.

Другие знали, ведали и прочее…

Но все они на взлёте, в нужный год

Отплавали, отпели, отпророчили.

Я не успел. Я прозевал свой взлет.

[1976]

«ВЕТЕР НАДЕЖДЫ»^[6]

СКОРЕЙ СТАНОВИСЬ МОРЯКОМ

Вы в огне да и в море вовеки не сыщете брода.

Мы не ждали его — не за лёгкой добычей пошли.

Провожая закат, мы живём ожиданьем восхода

И, влюблённые в море, живём ожиданьем земли.

Помнишь детские сны о походах Великой Армады,

Абордажи, бои, паруса — и под ложечкой ком…

Все сбылось. «Становись! Становись!»— раздаются команды.

Это требует море — скорей становись моряком!

Наверху, впереди — злее ветры, багровее зори.

Правда, сверху видней, впереди же и сход, и земля.

Вы матросские робы, кровавые ваши мозоли

Не забудьте, ребята, когда-то надев кителя.

По сигналу «Пошёл!» оживают продрогшие реи,

Горизонт опрокинулся, мачты упали ничком…

Становись, становись, становись человеком скорее!

Это значит на море — скорей становись моряком.

Поднимаемся в небо по вантам, как будто по вехам.

Там и ветер живой — он кричит, а не шепчет тайком:

«Становись, становись, становись, становись человеком!»