Избранное

Как жаль, недолго мне хранить воспоминанье

И образ доброго чудного палача.

[1978]

* * *

Упрямо я стремлюсь ко дну.

Дыханье рвётся, давит уши.

Зачем иду на глубину?

Чем плохо было мне на суше?

Там, на земле, — и стол, и дом.

Там я и пел, и надрывался.

Я плавал всё же, хоть с трудом,

Но на поверхности держался.

Линяют страсти под луной

В обыденной воздушной жиже,

А я вплываю в мир иной,—

Тем невозвратнее, чем ниже.

Дышу я непривычно — ртом.

Среда бурлит — плевать на среду!

Я погружаюсь, и притом —

Быстрее, в пику Архимеду.

Я потерял ориентир,

Но вспомнил сказки, сны и мифы.

Я открываю новый мир,

Пройдя коралловые рифы.

Коралловые города…

В них многорыбно, но не шумно —

Нема подводная среда,

И многоцветна, и разумна.

Где ты, чудовищная мгла,

Которой матери стращают?

Светло, хотя ни факела,

Ни солнца мглу не освещают.

Всё гениальное и не

Допонятое — всплеск и шалость.

Спаслось и скрылось в глубине

Все, что гналось и запрещалось.

Дай бог, я всё же дотяну.

Не дам им долго залежаться.

И я вгребаюсь в глубину,

И всё труднее погружаться.

Под черепом — могильный звон,

Давленье мне хребет ломает,—

Вода выталкивает вон

И глубина не принимает.

Я снял с острогой карабин,

Но камень взял — не обессудьте, —

Чтобы добраться до глубин,

До тех пластов, до самой сути.

Я бросил нож — не нужен он.

Там нет врагов, там все мы — люди.

Там каждый, кто вооружён,

Нелеп и глуп, как вошь на блюде.

Сравнюсь с тобой, подводный гриб,

Забудем и чины, и ранги.

Мы снова превратились в рыб,

А наши жабры — акваланги.

Нептун, ныряльщик с бородой,

Ответь и облегчи мне душу:

Зачем простились мы с водой,

Предпочитая влаге сушу?

Меня сомненья, чёрт возьми,

Давно буравами сверлили:

Зачем мы сделались людьми?

Зачем потом заговорили?

Зачем, живя на четырёх,

Мы встали, распрямивши спины?

Затем, и это видит Бог,

Чтоб взять каменья и дубины.

Мы умудрились много знать,

Повсюду мест наделать лобных,

И предавать, и распинать,

И брать на крюк себе подобных!

И я намеренно тону,

Ору: «Спасите наши души!»

И, если я не дотяну,

Друзья мои, бегите с суши!

Назад — не к горю и беде.

Назад и вглубь, но не ко гробу.

Назад — к прибежищу, к воде.

Назад — в извечную утробу.

Похлопал по плечу трепанг,

Признав во мне свою породу.

И я выплёвываю шланг

И в лёгкие пускаю воду.

Сомкните стройные ряды,

Покрепче закупорьте уши.

Ушёл один — в том нет беды.

Но я приду по ваши души!

[1978]

ИСТОРИЯ БОЛЕЗНИ

I

Я был и слаб, и уязвим,

Дрожал всем существом своим,

Кровоточил своим больным

Истерзанным нутром.

И, словно в пошлом попурри,

Огромный лоб возник в двери

И озарился изнутри

Здоровым недобром.

Но властно дёрнулась рука:

— Лежать лицом к стене! —

И вот мне стали мять бока

На липком топчане.

А самый главный сел за стол,

Вздохнул осатанело

И что-то на меня завёл,

Похожее на дело.

Вот в пальцах цепких и худых

Смешно задёргался кадык,

Нажали в пах, потом — под дых,

На печень — бедолагу.

Когда давили под ребро,

Как ёкало моё нутро,

И кровью харкало перо

В невинную бумагу.

В полубреду, в полупылу

Разделся донага.

В углу готовила иглу

Нестарая карга.

И от корней волос до пят

По телу ужас плёлся —

А вдруг уколом усыпят,

Чтоб сонный раскололся?

Он, потрудясь над животом,

Сдавил мне череп, а потом

Предплечье мне стянул жгутом

И крови ток прервал.

Я было взвизгнул, но замолк,

Сухие губы — на замок,

А он кряхтел, кривился, мок,

Писал и ликовал.

Он в раж вошел — знакомый раж,

Но я как заору:

— Чего строчишь? А ну, покажь

Секретную муру!

Подручный — бывший психопат,

Вязал мои запястья.

Тускнели, выложившись в ряд,

Орудия пристрастья.

Я тёрт и бит, и нравом крут,

Могу — вразнос, могу — враскрут,

Но тут смирят, но тут уймут.

Я никну и скучаю.

Лежу я голый как сокол,

А главный — шмыг да шмыг за стол,

Всё что-то пишет в протокол,

Хоть я не отвечаю.

Нет! Надо силы поберечь,

Ослаб я и устал.

Ведь скоро пятки будут жечь,

Чтоб я захохотал.

Держусь на нерве, начеку,

Но чувствую — отвратно.

' Мне в горло всунули кишку —

Я выплюнул обратно.

Я взят в тиски, я в клещи взят,

По мне елозят, егозят,

Всё вызнать, выведать хотят,

Всё пробуют наощупь.

Тут не пройдут и пять минут,

Как душу вынут, изомнут,

Всю испоганят, изорвут,

Ужмут и прополощут.

Дыши, дыши поглубже ртом,

Да выдохни — умрёшь!..

У вас тут выдохни — потом

Навряд ли и вздохнёшь.

Во весь свой пересохший рот

Я скалюсь: — Ну, порядки!

Со мною номер не пройдёт,

Товарищи-ребятки!

Убрали свет и дали газ,

Доска какая-то зажглась.

И гноем брызнуло из глаз,

И булькнула трахея.

Он стервенел, входил в экстаз.

Приволокли зачем-то таз…

Я видел это как-то раз —

Фильм в качестве трофея.

Ко мне заходят со спины

И делают укол.

Колите, сукины сыны,

Но дайте протокол!

Я даже на колени встал

И к тазу лбом прижался.

Я требовал и угрожал,

Молил и унижался.

Но туже затянули жгут,

Вон вижу я — спиртовку жгут.

Все рыжую чертовку ждут

С волосяным кнутом.

Где-где, а тут своё возьмут.

А я гадаю, старый шут,

Когда же раскалённый прут —

Сейчас или потом?

Калился шабаш и лысел,

Пот лился горячо.

Раздался звон, и ворон сел

На белое плечо.

И ворон крикнул: —Nevermore! —

Проворен он и прыток.

Напоминает — прямо в морг

Выходит зал для пыток.

Я слабо поднимаю хвост,

Хотя для них я глуп и прост:

— Эй! За пристрастный ваш допрос

Придётся отвечать.

Вы, как вас там по именам,