Избранное

Доктор. Признаться, и у меня отпадает охота иметь жену для других. Я довольно проучен и первою. Слава богу, что мог сжить ее с барышом! (Читает.) «Вы простите, любезный дядюшка, мою откровенность. Когда вы думали, что имеете право назвать меня своею невестой, не спрося у меня согласия, то почему и я не могу избрать жениха, не докладываясь вам, а только справясь с своим сердцем? Запирая меня в доме, когда бывало выходите, вы научили меня способу достать поддельный ключ, которым и воспользовалась. Вы, не дозволяя мне надеяться на отцовское наследство, принудили жениха моего, человека честного и прямодушного, выманить у вас оное. Мы теперь квиты. Если оставите смешное желание нам отмстить, ибо знайте, что с двенадцати часов минувшей ночи я уже замужняя женщина…»

Руперт (вскочив). Уже? Ну, каково кажется вам, г-н доктор? О, негодная, пребеззаконная!

Доктор. Скоро конец письма. (Читает.) «Замужняя женщина, то поставьте над воротами вашего дома на вывеске знак масличной ветви, и мы догадаемся, что хотите с нами помириться; а до тех пор вы нас не увидите. Заочно целуя чело ваше, истинную вывеску возможного благоразумия и прозорливой политики, семь племянница ваша, Розина».

Ну, что скажете, г-н Руперт?

Руперт. Она ж, бездельница, еще и насмехается! (Вздыхает.) Видно, провидению не угодно, чтоб мы, г-н доктор, в наши лета замышляли о женитьбе. Я сказал, что немец должен быть терпеливейшим животным на здешнем свете. К тому ж я утешаюсь мыслию, что новый племянник мой есть политик немаловажный, когда в течение целых двух лет так удачно мог ставить мне на нос очки, и наконец, доканал, и кого? — поседевшего в политических рассуждениях. Теперь будет мне с кем проводить зимние вечера за трубкой табаку и кружкою пива! — Пойдем-ка, г-н доктор, ко мне, и не входя в ворота дома, на моей вывеске напишем мелом или углем масличную ветвь мира. Племянница с своим мужем, верно, исподтишка будут присматривать за такими важными особами, каковы, например, барон фон дер Аффенберг и граф Думдум, придут к нам, мы отобедаем все вместе, и весь день проведем не скучно. Пусть хоть сегодня отдохнут ваши больные, и ваша жажда к лечению утолится одним мною.

Доктор. Хвала немецкому гению! Клянусь Гиппократом, Паранельсом, Боэргавом и проч. и проч., что ни француз, ни англичанин не сохранят такого присутствия духа, какое оказалось во мне при продаже жены, а в вас при потере невесты с ее приданым!

Турецкий суд

Площадь в Каире. У правой стороны главная мечеть.

При входе стоят муфтий и великое множество имамов и сантонов [36], поодаль толпы народа разных званий и исповеданий, что приметно по их одежде.

Имамы стоят смиренно, потупя взоры; народ волнуется, а сантоны делают наподобие беснующихся необычайные прыжки и размашки руками, показывая вид яростный.

Муфтий. От имени всего сословия освященных имамов благодарю вас, вдохновенные сантоны, за принятие стороны правой. Ваши грозные телодвижения и сверхъестественные скачки явно открывают всем определение неба, что нечестивые также проворно соскочат в пучину гееннскую, православие возвратится на землю египетскую, и сословие наше поднимет паки поникшую главу свою. Великий пророк с высоты небесной, от среды рая, покоясь на ложах всегда девственных гурий[37], обратит к нам милостивое око свое. Дерзайте, убо, рабы божий! скоро настанет минута, в которую вы окажете народно святую ревность свою! Да постыдятся — паче Абуталеба, все, неверующие святости мужей, которые толико ревностны в исполнении своих обегов, что без всякого смущения всенародно производят такие дела, на какие не всякий дерзнет и наедине.

Глава сантонов. Кто мог когда-либо сомневаться в святости сантонов, посредством которой, быв еще на земле телом, духом возносятся они на небеса и провидят судьбы человеков. О святые сантоны! о любезные друзья и братья! в знак нашего восторга пропляшем теперь пляску кровавую!

Все сантоны. Пляску кровавую, пляску смертную!

(Они становятся в кружок, вынимают ножи и начинают неистовую пляску, нанося один другому и самим себе легкие раны, воют дикими голосами под звук бубнов.)

Грек (тихо к Марониту). Чему бы так обрадовались эти сумасшедшие?

Маронит. Не знаю, а думаю, что не перед добром. Спросить было у того турки; подойдем к нему, он должен знать. — «Почтенный мусульманин! открой, пожалуй, что значат эти священные скачки сантонов?»

Турка (важно, не глядя на них,). Не больше, как что один из здешних знатных особ пошлет скоро в дар великому султану неверную свою голову.

Грек (струся). Вот тебе и на! (Отходит.) Я один из важнейших здесь купцов, однако большого греха за собою не знаю. (Тихо к Марониту.) Правда, есть у меня заповедный товарец, посредством которого довольное число турецких, персидских, греческих, армянских и даже эфиопских красавиц поновил я так — понимаешь? — но за это, думаю, не только они, но ни отцы их, ни матери не станут жаловаться.