Избранное

Мальчик не вымолвил ни слова — отец задел за больное. Сам он и мать были певцами, известными на всю долину, да и младшие, хотя и совсем маленькие, пели и с легкостью учились играть на гармонике. Только у него не было этого дара. Разумеется, ему было больно, потому что музыку он любил, а вот ни петь, ни играть не мог. И обиднее всего было то, что, как ему казалось, все смотрят на него с сожалением, как будто не хватает ему какого-то качества, без которого человек не может быть ровней людям.

Вероятно, отец, всегда удивительно тонко чувствующий, понял, что причинил сыну боль, потому что снова вспомнил про Равничарова пса, который продолжал лаять.

— Ух, как жалобно завывает, — сказал он. — Старый уже. И к тому же он — последний Равничар, так сказать. — Помолчал, покачал головой и воскликнул. — Равнина! Видишь, вот тебе еще своего рода роман! Об этом доме тоже следовало бы написать! — На этот раз отец не спросил, рассказывал ли он раньше о Равнице, а вытащил из кармана платок, развернул его, помахал им, высморкался, провел ладонью по носу, откашлялся и начал: — Ты ведь помнишь Равничара? Конечно, помнишь! Он умер всего каких-нибудь восемь лет назад.

— А, того самого, который всегда стоял на мосту и смотрел на воду? — с преувеличенным интересом спросил мальчик.

— Именно того самого, а не настоящего последнего, то бишь его брата, который сейчас живет в сумасшедшем доме. Этого мы, правда, никогда и не называли Равничаром, просто Янезом из Равницы. А второго звали Тоне, того самого, который часами стоял на мосту, ощупывал чирьи на шее и смотрел на воду, которая переливается через плотину. О, это и впрямь красивое зрелище! Вода падает на скалы и дробится в мелкие капельки, а те отскакивают вверх и мерцают в воздухе, отчего над плотиной постоянно висит словно живая мгла, то есть… как бы тебе сказать… как будто над плотиной роятся тысячи и тысячи крохотных стеклянных мушек. Вот так! А чуть засияет утреннее солнце, эта мгла превращается в радугу. Видишь ли, в радуге он видел ее лучше всего. Он всем об этом говорил.

— Кого видел? — прервал его мальчик.

— Погоди, расскажу!.. Люди над ним подсмеивались. «Чудак, ей-ей чудак», — говорили и пальцем вертели возле виска. Конечно, он был чудак. Только что такое чудак? Это ведь по-разному можно понимать. Разве чудак — дурак? Ни в коем случае! Чудак — это человек, у которого больше ума, чем ему нужно для жизни, поэтому он и не может приспособиться к жизни. Вот какое дело! Чудак — умный человек, глубокий человек, мудрый человек, которому жизнь не дала того, что должна была бы дать!.. На свой манер я тоже чудак. Тебе этого не кажется?

— Нет, ты не чудак, — возразил мальчик.

— Ладно, оставим меня в покое. — Отец махнул рукой. — И то, что ты тоже чудак. Или ты, может, с этим не согласен? Или ты, может быть, считаешь иначе?

Мальчик промолчал. А что ему было сказать? Ведь он много раз слышал, как его называют странным ребенком.