— Ездила в Финляндию, — вдруг доверительно затараторила она. — Задумала купить имение, но цены — ужас. Заламывают пятьдесят — шестьдесят тысяч за развалюху в шесть-семь комнат, а земля — камень на камне.
Проехали Озерки. Меньше версты до Удельной… Александр Михайлович возненавидел болтливую старуху. Какая нечистая сила выгнала ее из купе?
— Недвижимость имеете в Финляндии? Прибыльное заведение?
— Угадали, имею заведение, — сказал Игнатьев, — на вложенный рубль три — прибыли. Я держу в Выборге фирму похоронной утвари, гробы, надгробья. Неслыханный выбор глазета с золотом и серебром!
Старуха попятилась, скрылась в купе. Александр Михайлович с облегчением вздохнул, но было уже поздно, за окном вагона мелькнула одинокая кудрявая береза, возле нее молодой человек в светлом костюме и соломенной шляпе. Придется теперь Александру Михайловичу сойти на Ланской и пешком идти в Удельнинский парк.
Поезд подходил к платформе. За насыпью — игрушечный домик, качели, раскрашенные веселыми красками. Машинист здесь всегда подает гудок. Не его ли это жилье? Вот и платформа. Как восковые фигуры, застыли мрачные городовые. «Три… пять…» — считал про себя Александр Михайлович.
Он так и не вышел из вагона.
Скопление полицейских на пригородной станции — неприятный признак. Что же ждет на Финляндском вокзале? Предчувствие не обмануло. Еще издали Александр Михайлович увидел у выхода с платформы городовых. Пристав кого-то усердно высматривал в толчее пассажиров. Увел городовой курсистку и благообразного старика. Шедший впереди Александра Михайловича человек, по всей вероятности сапожник, оступился, из фанерного чемодана посыпались инструменты. Гимназист, пожилая женщина и еще кто-то бросились ему помогать. На платформе образовалась пробка. Александру Михайловичу не пробиться ни вперед, ни назад. В карманах — револьверы.
По-барски презрительно оглядев разношерстную, шумную толпу, Александр Михайлович громко заругался:
— На столичном вокзале и подобное безобразие! Того и гляди бидон на голову опрокинут…
В хорошо разыгранном гневе он вскинул коричневый саквояж с никелированными замками. Внешность, манеры молодого богатого барина подействовали на городового, стоявшего у почтового вагона. Городовой сорвался с места, расталкивая людей, пробился к сапожнику.
— Пентюх, грязный опорок. — Городовой встряхнул сапожника за шиворот и подобострастно обратился к Игнатьеву: — Простите, ваше сиятельство. Пожалуйста, за мной.
Бесцеремонно работая локтями, покрикивая на пассажиров, городовой продвигался к выходу. Он вывел Игнатьева на привокзальную площадь.
— Молодец, исправно несешь службу, — похвалил Александр Михайлович и сунул городовому серебряный рубль.
Удачно Александр Михайлович проскочил через полицейский заслон, а настроение скверное. В Удельнинском парке приезжий дружинник ждет револьверы, патроны. Все так неудачно сложилось, что не вернуться обратным поездом — городовые, конечно, приметили рассерженного барина.
В тихом переулке, недалеко от Финляндского вокзала, снимал комнату Эйнерлинг, слушатель Медицинской академии, помогавший подполью. Время лекционное, Александр Михайлович заглянул к нему на всякий случай.
Эйнерлинга он застал дома. Тот сидел за столом в халате, шея повязана грубым шерстяным шарфом.
— Хвораете? — посочувствовал Александр Михайлович.
— Простыл в воскресенье, нес дежурство на берегу Финского залива, — сказал весело Эйнерлинг. — Есть поручение — давайте! Болезнь несерьезная. Воспользовался случаем, засел плотно за конспекты.
Колебался Александр Михайлович. Эйнерлинг хоть и не лежачий больной, но неудобно посылать его в Удельнинский парк, а кроме него, некому сейчас выбросить из окна вагона посылку с оружием. К проходу следующего поезда из Финляндии дружинник снова займет условленное место у березы.
Поведал Александр Михайлович о своем невезении…
— Давайте револьверы и патроны, — сказал Эйнерлинг, — за мое здоровье не беспокойтесь, я все-таки почти доктор.
Немало удивился дружинник, когда ему сбросили посылку из окна вагона: поезд-то шел из Петербурга в Финляндию.
16
С лета в подполье Петербурга ходили слухи о таинственном пароходе-арсенале. Были и подробности, говорили, что в его трюмы погружено 35 000 винтовок, 3000 револьверов, 7 500 000 патронов, десятки пудов динамита.
Много загадочного было в этой истории. Неизвестно, кто купил эту партию оружия. Кто фрахтовал пароход и подсобные суда. Чаще называли финского «активиста» Конни Циллиакуса и японца Акаши, военного атташе в Швеции. Деньги, что израсходовали на эту акцию, были не то американского, не то японского происхождения.
«Заказчиками» или получателями оружия называли эсеров, меньшевиков и гапоновцев.