Избранное

И тяжкою немочью болен.

Главу опустив, он без ласковых слов

В Кремле принимает нежданных послов.

Стоят в Грановитой палате стрельцы,

Бояре сидят на помосте,

И царь вопрошает: — Вы кто, молодцы?

Купцы аль заморские гости?

Почто вы, ребята, ни свет ни заря

Явились тревожить надежу-царя?..

И, глядя без страха Ивану в лицо,

С открытой душой, по-простецки, —

Царь! Мы русаки! — отвечает Кольцо. —

И промысел наш не купецкий.

Молю: хоть опала на нас велика,

Не гневайся, царь! Мы — послы Ермака.

Мы, выйдя на Дон из Московской земли,

Губили безвинные души.

Но ты, государь, нас вязать не вели,

А слово казачье послушай.

Дай сердце излить, коль свидаться пришлось,

Казнить нас и после успеешь, небось!

Чего натворила лихая рука,

Маша кистенем на просторе,

То знает широкая Волга-река,

Хвалынское бурное море.

Недаром горюют о нас до сих пор

В Разбойном приказе петля да топор!

Но знай: мы в кучумову землю пошли

Загладить бывалые вины.

В Сибири, от белого света вдали,

Мы бились с отвагою львиной.

Там солнце глядит, как сквозь рыбий пузырь,

Но мы, государь, одолели Сибирь!

Нечасты в той дальней стране города,

Но стылые недра богаты.

Пластами в горах залегает руда,

По руслам рассыпано злато.

Весь край этот, взятый в жестокой борьбе,

Мы в кованом шлеме подносим тебе!

Немало высоких казацких могил

Стоит вдоль дороженьки нашей,

Но мы тебе бурную речку Тагил

Подносим, как полную чашу.

Прими эту русскую нашу хлеб-соль,

А там хоть на дыбу послать нас изволь!

Иван поднялся и, лицом просветлев,

Что тучею было затмилось,

Промолвил: — Казаки! Отныне свой гнев

Сменяю на ласку и милость.

Глаз вон, коли старое вам помяну!

Вы ратным трудом искупили вину.

Поедешь обратно, лихой есаул,

Свезешь атаману подарок… —

И царь исподлобья глазами блеснул,

Свой взгляд задержав на боярах:

— Так вот как, бояре, бывает подчас!

Казацкая доблесть — наука для вас.

Казаки от царского гнева, как вы,

У хана защиты не просят,

Казаки в Литву не бегут из Москвы

И сор из избы не выносят.

Скажу, не таясь, что пошло бы вам впрок,

Когда б вы запомнили этот урок!

А нынче быть пиру! Хилков, порадей,

Чтоб сварены были пельмени.

Во славу простых, немудрящих людей

Сегодня мы чару запеним!

Мы выпьем за тех, кто от трона вдали

Печется о славе Российской земли!

В кремлевской палате накрыты столы

И братины подняты до́ рту.

Всю долгую ночь ермаковы послы

Пируют с Иваном Четвертым.

Хмельная беседа идет вкруг стола,

Трезвонят московские колокола.

1944

Песня про Алёну-Старицу

Что не пройдет — останется,

А что пройдет — забудется…

Сидит Алёна-Старица[1]

В Москве на Вшивой улице.

Зипун, простоволосая,

На голову набросила,

А ноги в кровь изрезаны

Тяжелыми железами.

Бегут ребята — дразнятся,

Кипит в застенке варево…

Покажут ноне разинцам

Острастку судьи царевы!

Расспросят, в землю метлами

Брады уставя долгие,

Как соколы залетные

Гуляли Доном-Волгою,

Как под Азовом ладили

Челны с высоким за́стругом,

Как шарили да грабили

Торговый город Астрахань.

Палач-собака скалится,

Лиса-приказный хмурится.

Сидит Алёна-Старица

В Москве на Вшивой улице.

Судья в кафтане до полу

В лицо ей светит свечечкой:

— Немало, ведьма, попила

Ты крови человеческой,

Покуда плахе-матушке

Челом ты не ударила!

Пытают в раз остаточный

Бояре государевы:

— Обедню чёрту правила ль,

Сквозь сито землю сеяла ль

В погибель роду цареву,

Здоровью Алексееву?

— Смолой приправлен жидкою,

Мне солон царский хлебушек!

А ты, боярин, пыткою

Стращал бы красных девушек.

Хотите — жгите заживо,

А я царя не сглазила:

Мне жребий выпал — важивать

Полки Степана Разина.

В моих ушах без умолку

Поет стрела татарская.

Те два полка,

Что два волка́,

Дружину грызли царскую!

Нам, смердам, двери заперты

Повсюду, кроме паперти.

На паперти слепцы поют,

Попросишь — грош купцы дают.

Судьба меня возвысила!

Я бар, как семя, щёлкала,

Ходила в кике бисерной,

В зеленой кофте шёлковой.

На Волге — что оконницы —

Пруды с зеленой ряскою.

В них раки нынче кормятся

Свежинкою дворянскою.

Боярский суд не жаловал

Ни старого,

Ни малого,

Так вас любить,

Так вас жалеть, —

Себя губить,

Душе болеть!

Горят огни-пожарища,

Дымы кругом постелены.

Мои друзья-товарищи

Порубаны, постреляны,

Им глазоньки до донышка

Ночной стервятник выклевал,

Их греет волчье солнышко,

Они к нему привыкнули.

И мне топор, знать, выточен

У ката в башне пыточной,

Да помни, дьяк, неровен час:

Сегодня — нас,

А завтра — вас!

Мне б после смерти галкой стать,

Летать под низкою тучею,

Ночей не спать,

Царя пугать

Бедою неминучею!..

Смола в застенке варится,

Опарой всходит сдобною,

Ведут Алену-Старицу

Стрельцы на место Лобное.

В Зарядье над осокою

Блестит зарница дальняя.

Горит звезда высокая…

Терпи, многострадальная!

А тучи,

Словно лошади,

Бегут над Красной площадью.

Все звери спят.

Все птицы спят,

Одни дьяки

Людей казнят.

1938

Приданое

В тростниках просохли кочки,

Зацвели каштаны в Тусе,

Плачет розовая дочка

Благородного Фирдуси:

— Больше куклы мне не снятся,

Женихи густой толпою

У дверей моих теснятся,

Как бараны к водопою.

Вы, надеюсь, мне дадите

Одного назвать желанным.

Уважаемый родитель!

Как дела с моим приданым?

Отвечает пылкой дочке

Добродетельный Фирдуси:

— На деревьях взбухли почки.

В облаках курлычут гуси.

В вашем сердце полной чашей