Избранное

На этом самом поле ранней весной я встретил стайку девушек. Говорю «стайку», потому что они были такие молодые и резвые, такие шалуньи и так пестро одеты, что походили скорей на птичек. Они бегали, гонялись друг за другом, кричали, а потом вольно и беззаботно запели:

Коль роз потерян аромат,
Зато пусть девушки порой
Мне поцелуй свой подарят.

Бессмысленный набор слов, но что же было в этих словах, что они так волновали?

Наверно, свежесть и молодость девушек придавали им особый смысл и особенную власть вызывать восхитительные, неясные надежды…

Девушки бегали по лугам, и хорошенькие легкие ножки их топтали милые цветки, умиравшие потом, может быть, с этим чудным воспоминанием.

Коль роз потерян аромат…

Этот обрывок фразы навязчиво вертелся у меня в мозгу, и я не мог прогнать его.

В воспоминании, в слове, в цветах, в молодости есть что-то, чего не описал ни один поэт…

Я думаю об этом, когда гляжу на маленькие скошенные цветы. Думаю о их короткой благоуханной жизни, о их безмолвной смерти, о их страданиях, о их последних мыслях, о их прощании с высоким небом, на которое они так любили смотреть.

Зачем не умею я писать стихи! С помощью этой таинственной музыкальной словесной одежды я, быть может, уловил бы и выразил все-все о маленьких скошенных цветах, которые топтал сегодня на широком лугу.

1922

ОДИНОКИЕ ДЕРЕВЬЯ

Своенравные порывы необузданного ветра принесли из дальних лесов два маленьких семени и безрассудно кинули их далеко друг от друга посреди широкого поля. Их оросил дождь, укрыла и согрела земля, и в поле появилось два дерева. Два дерева — далеко друг от друга.

Сначала они были маленькие, но бессмысленное время вытянуло их высоко над землей, и им стало видно далеко.

И они увидели друг друга.

Поле было широкое, но до самого его края на всей зеленой равнине не было никаких других деревьев. Только эти два, удаленные друг от друга, стояли посреди поля одинокие, крестообразно раскинувшись, будто какие-то странные вехи, поставленные для измерения пустоты.

Они глядели издали друг на друга, тосковали друг о друге и друг к другу тянулись. А весной, когда их согревала жизненная сила и соки начинали бродить в их телах, в них просыпалась тоска по вечным родным лесам, от которых они были навсегда оторваны.

Они махали ветвями, молча подавая друг другу знаки. И дрожали от радости, когда одна и та же птица, будто одна и та же мысль, перелетала с одного из них на другое.

В бурю они тревожно метались, ломали сучья, гудели, словно стремясь вырваться из земли, полететь навстречу друг другу и найти спасение во взаимном объятье.

Разделенные ночным мраком, потеряв друг друга из виду, они терзались от скорби и молитвенно глядели на небо, ожидая, когда оно пошлет наконец рассвет, чтоб им можно было опять видеть друг друга.

Когда охотник или жнец садился отдохнуть в их тени, они печально шумели, горько жалуясь на то, как мучительно жить одинокому. Как медленно, тяжело и бесплодно тянется время без близкого существа. Как умирают без сочувствия страстные стремления, как гаснут лишенные надежды желания. Как страшно любить, не встречая любви, как невыносима жизнь без взаимности.

1928

Перевод Д. Горбова.