Избранное

— Артур сразу же набросился на меня и застал меня врасплох. И вот — он ведь сильнее меня — мы уже сцепились. Довольно долго мы бесшумно валтузили друг друга. Сильвио и Хайнц посматривали на нас со стороны. После драки у меня из разбитого носа текла кровь. А правый глаз распух. Мы влезли в комнату, и Сильвио положил мне на глаз влажную тряпку, чтобы немного снять припухлость. Скоро кровь из носа течь перестала. Мы легли в постель и решили спать. Но Артур спать не хотел и снова взялся за свое: когда мы вернемся домой, он, мол, расскажет тебе, как я ухлестывал за госпожой Штрассер. Тогда Сильвио не выдержал: «Хватит. С меня довольно». Эту фразу он произнес таким тоном, что Артуру стало ясно: пора кончать.

— А кто такой Сильвио? — спросила Карин.

— Ты наверняка видела его. Например, на последнем спортивном празднике. Мы были вместе.

— Высокий, с темными волосами?

— Да. И в очках.

— Теперь припоминаю. Так это и есть Сильвио?

— Наутро припухлость совсем спала, но синяк под глазом остался. Было больно. Все спрашивали, что случилось. И Штрассер поинтересовался. То ли в шутку, то ли всерьез он спросил:

«Может, тебе что-нибудь на голову упало?»

Артур выпалил:

«Да, ночной горшок».

Все дружно рассмеялись. Когда я поднял голову, чтобы посмотреть на Штрассера, сидевшего за столом рядом со своей женой, мне стало ясно, что госпожа Штрассер не смеется и, по-видимому, даже не прислушивается к разговору. Она с безучастным выражением лица помешивала ложечкой в стакане. И не только безучастие было на ее лице, словно мысли ее витали далеко отсюда, в тот момент на нем застыли какое-то смущение и страх. Разглядывая ее, такую серьезную в окружении смеющихся мальчишек, я сразу понял — здесь что-то неладно. Наступил первый погожий денек. У всех было хорошее настроение. У Штрассера тоже. Тем больше меня настораживало странное выражение лица его жены. После завтрака Штрассер объявил, что сегодня учебники нам не понадобятся: мы отправимся на природу. Ведь природа — это лучший учебник в мире.

«Вначале совершим короткий марш-бросок на ближайшую скалу, — говорил он, — а потом по скалистому гребню хребта вернемся в пансионат. Все это займет полчаса, не более. Потом захватим провиант и отправимся вверх по течению Засер-Фисп до Маттмарка. Покажу вам, где в тысяча девятьсот шестьдесят пятом году раскололся ледник. Тогда камнями и льдом завалило почти сто рабочих. Ужасная трагедия для нашей страны. Все это мы увидим вблизи».

«А как это случилось? — спросил кто-то. — Разве нельзя предвидеть спуск ледника с горы?»

«Видимо, нельзя, — ответил ему Штрассер. — Пока не везде можно диктовать природе, как ей себя вести».

Стоявший рядом Сильвио прошептал мне на ухо:

«Мой отец рассказывал, что они настроили бараки вдоль линии разлома ледника, хотя специалисты предупреждали их о возможной опасности. Просто так было дешевле».

Штрассер не слышал, что говорил Сильвио, и продолжал:

«Разумеется, газеты, прежде всего в Италии, ведь большинство погибших были итальянцы, требовали привлечь виновных к ответственности. Конечно, критиковать задним числом легко. Но суд оправдал всех директоров и инженеров».

Все это время его жена стояла рядом и, опустив глаза, вообще не прислушивалась к разговору. Между тем Штрассер приказал нам надеть тренировочные брюки. Я спросил, можно ли мне остаться дома, потому что боль в глазу не унималась.

«Хорошо, — ответил он, — оставайся и немного поможешь моей жене по хозяйству».

Она все еще находилась в состоянии оцепенения. Только когда он слегка дотронулся до нее и спросил: «Ты согласна, Маргрит?» — она встрепенулась и быстро проговорила: «Да, да, разумеется». Но она, видимо, совсем не отдавала себе отчета в том, что происходит вокруг. Теперь я уже нисколько не сомневался: ее что-то угнетало. Пока остальные переодевались и строились перед домом, я оставался около нее в столовой. Казалось, что она меня просто не замечает. Я спросил:

«Сходить в сарай за дровами?»

Тут она впервые подняла голову и посмотрела на меня. В глазах у нее были слезы. Мне стало не по себе, и я спросил:

«Что-то случилось?»

Мне показалось, что госпожа Штрассер просто не видела меня до того самого момента, когда я спросил, не случилось ли с нею что-нибудь. Удивленная, она бросила на меня взгляд и сказала:

«Теперь твой синяк под глазом стал еще больше».

«Сходить за дровами?» — повторил я свой вопрос.

Все еще в растрепанных чувствах, она сначала закивала: да, да, а потом сразу же засуетилась: нет, нет.

«Я сделаю тебе примочки. И к утру все пройдет. Сейчас очень болит?»

Через окно донесся голос Штрассера:

«Все собрались? Тогда шагом марш!»

Она подошла к окну, посмотрела вслед уходившим и произнесла тихо, видимо самой себе:

«Да уходите же наконец!»

Мне показалось, она хочет мне что-то сказать, может быть, даже поведать что-то тайно от мужа. Когда все ушли, она уселась за стол и сказала:

«Петер, сядь рядом со мной!»

Хотя слез в ее глазах больше не было видно, она в растерянности то сжимала, то разжимала пальцы. А когда я сел за стол, она проговорила:

«Произошло ужасное».

«Что такое?» — спросил я.