Иисус проповедовал в находившейся в зависимости от Римской империи Иудеи и иудеям, имевшим уже очень разработанный религиозный закон. Содержание проповеди Иисуса, от которого в евангелиях сохранилось лишь относительно немного слов, подвергавшихся затем всем мыслимым толкованиям, скорее всего, навсегда останется во многом неясным. Однако очевидно, что, хотя в ней не было прямого отрицания иудейского закона, в ней содержался сильнейший протест против чисто формального следования ему и противоставление этому формализму и вообще земным, социальным ценностям – формальной и показной праведности фарисеев, учености и мудрости книжников, месту в социальной иерархии единственного, что имеет ценность перед Богом, – любви к Богу и людям.
Но содержание проповеди Иисуса как бы отступает на задний план перед его деянием – смертью на кресте и возникшей затем у его учеников убежденностью в его воскресении и вознесении на небо, ставшими основным содержанием христианской веры и христианской рефлексии.
Просто погибший проповедник, оставивший после себя только горстку учеников и, в отличие от Мухаммеда, никакого развернутого текста, не мог бы возбудить веры в то, что через него говорил Бог. Поэтому вера в Иисуса могла быть только верой в его Воскресение, в то, что его гибель и была его победой, что в ней заключен особый, великий и таинственный смысл, наконец, что он сам был не просто человек, а кто-то больше – Бог, Сын Божий, посланный Отцом на страдания и смерть для искупления грехов человечества. Отныне верующий в Иисуса Христа может попасть в рай и оправдаться на Страшном суде, и эта вера, как понял апостол Павел, освобождает от необходимости вообще соблюдать иудейский закон, что и позволило христианству выйти за пределы иудейской общины и в конечном счете стать мировой религией. При этом христиане, естественно, признавали законы Римской империи, в которой они жили (как этому учил и сам Иисус – «отдайте кесарево Кесарю»), но – как нечто внешнее и их веры не затрагивающее (эта вера, если так можно сказать, «о другом», «в другое», «Царствие мое – не от мира сего»).
Совершенно иными были личность и судьба основателя ислама, известные нам намного больше, чем личность и судьба Иисуса. Его деятельность разворачивается не в обществе с уже детально разработанным и жестким законодательством (иудейским религиозным и римским имперским), а среди враждующих друг с другом и не имевших формализованного письменного закона и государственной организации арабских племен. Вначале пророк проповедовал в Мекке своему родному племени курейш, где проповедь его так же не имела большого успеха, как проповедь Иисуса в его родном Назарете. Но затем он переселился со своими сподвижниками в Медину, где смог создать, или, вернее, положить начало созданию государства, объединившего уже при его жизни арабские племена, а после его смерти завоевавшего колоссальные территории и ставшего великой мировой империей – Арабским халифатом.
Если в христианстве трагическая судьба Иисуса Христа неразрывно связана с приданием ему максимально высокого «религиозного статуса» (Сын Божий, Бог), то в исламе, напротив, очевидный успех Мухаммеда связан с его значительно более низким религиозным статусом. В то, что Мухаммедом руководит и через него говорит Бог, поверить было относительно нетрудно, ибо его успехи как бы доказывали это «эмпирически». Но, с другой стороны, они же делали излишним и просто невозможным (создание протогосударства – все-таки слишком мало для Бога) придание ему божественного статуса. Мухаммед мыслил себя сам и мыслился своими последователями лишь человеком, но человеком «образцовым» и избранным Богом стать его последним на земле пророком, «печатью пророков», через которого передается «окончательное» откровение Бога – Коран.
Таким образом, в исламе в основе – не вера в таинственное деяние (смерть и воскресение) основателя-Бога, а вера в текст, переданный Богом через человека (и четко отделявшийся от того, что этот человек, пророк, говорил «от себя»), который стал одновременно и основателем новой великой религии, и основателем нового великого государства.