Избранное

А он все медлил вернуться в машину, стоял у дороги, провожая взглядом. Вот Митя что-то ногой потрогал у трамвайной стрелки. Вот Оля побежала мимо диспетчерской будки. Вот еще раз махнули ему издалека… Внезапно в памяти его возникли Митины рисовальные альбомы. Шести лет Митя умел рисовать только одинаковых человечков с прямоугольными плечами, короткими палочками вместо рук и длинными каркасными ногами, которые росли из-под плеч. Почему это вспомнилось? Да вот почему: похожие на этих человечков, по четыре в ряд, шагали из города в поля освещенные вечерним солнцем высоченные металлические опоры — мачты электролинии с подвесками изоляторов.

В ожидании трамвая Оля прислонилась к фонарному столбу. Теплый свет, лившийся сверху, золотил ее каштановую макушку. Что-то прежнее, откровенное было в выражении ее лица. За плечами у нее еще не отгорел закат, и казались ненужными в эту минуту зажженные вдоль трамвайного пути электрические огни.

— Поедем, — сказал Митя.

— Конечно. Тетя ждет чай пить.

— Нет, в дальние странствия.

— А это? — Оля постучала по корешку учебника, С которым под мышкой она вышла к подъезду проводить Егора Петровича.

Но, видно, все вокруг внушало беспечность. И Оля кивнула головой: «Поедем».

Медленно, как всегда кажется за городом, приблизился освещенный трамвай. Они вскочили на заднюю площадку. И в вагоне, сперва совсем пустом, потом до отказа переполненном в кварталах центра и снова опустевшем к концу пути, они проехали через весь город, от одного загородного кольца до другого.

Была такая минута, когда небо тревожно осветилось красным заревом доменных плавок. Была такая минута на остановке, когда с недавно открытого стадиона слышались звуки ударов по футбольному мячу. На две остановки вагоном овладела орава ремесленников-штукатуров, спешивших в общежитие. Оля узнала мамин объект: за бесконечным забором над восьмиэтажным зданием возвышались стрелы башенных кранов.

— Вот и лето, Митя. Давай подумаем, как мы пойдем в поход.

— Я назначу санитаров и костровых. Ты проверишь подготовку снаряжения. Соль раздадим перед строем. Соль сохраняет силы в пути…

— Я думала, вызывает жажду.

— Что ты! Я пойду направляющим, ты — замыкающей. Ты будешь следить, чтобы не было отставших. Кстати, ты знаешь, как ориентироваться по луне?

Оля не знала.

— В первой четверти луна в шесть часов вечера показывает юг.

— А в полнолуние?

— В полнолуние — восток.

— А в последней четверти?

Вагон разогнался, он опустел, приближался к концу маршрута. Дружно раскачивались кожаные поручни. Митя давно не знал таких минут; казалось чудом, что не понадобилось никаких усилий, чтобы возобновить все это. В первый раз за много дней хотелось подразнить ее.

— А помнишь, как мы поссорились в трамвае?

— Из-за спичек? — сощурясь, спросила Оля.

— Лунного света не поделили. Из-за твоего великолепного упрямства.

Вместо ответа она только поглядела на него из-за плеча. Ей невдомек, что когда она так повернет голову, он всегда невольно любуется ею.

— Мне ужасно хочется, чтобы ты пришла к нам на выпускной вечер.

— Ты же знаешь, что девятиклассниц не пригласят.

— А ты зайцем. Нет, кроме шуток, с тетей Машей.

— И с тобой?

— Получится: волк, заяц и капуста.

— Какой же волк Марья Сергеевна?

— Разве я сказал, что я капуста?

— Ты сказал, что я заяц.

По шоссе из города, обгоняя трамвай, бежала от фонаря к фонарю видавшая виды сельская легковушка.

— Егор Петрович утром спросил меня, кем я хочу быть…

Митя промолчал, потому что не раз сам задавал ей этот вопрос. Она совсем не думает о своем призвании. Отшутиться, конечно, нетрудно. Но отец, видать, с подветренной стороны подобрался: Оля вспомнила — значит, задумалась. Да, она даже открыла учебник, заложенный спичкой на нужной странице. В громыхающем вагоне зубрить тригонометрию? Интересно, долго ли выдержит? И как же изменилась Оля с прошлой осени, когда она поминутно отвлекалась от книги, ленивым голосом задавала вопросы, тонкими пальцами катала по столу карандаш.

— Так ты почтишь наш выпускной вечер?

— Ну что пристал! Хоть бы скорей домой… — И совсем другим, честным голосом: — Нас все будут разглядывать.

— Но я даже не подойду к тебе! Честное слово, не подойду!

— А тогда зачем же я тебе? Странно.

— Затем, что выпускной вечер. Это бывает раз в жизни.

«НУ, ЧЕЛОВЕК, В ПУТЬ-ДОРОГУ!»

Для выпускного вечера директор мужской школы Катериночкин выпросил Дом инженера.

Такое большое здание трудно убрать по-праздничному. Митя Бородин и Виктор Шафранов переходили из комнаты с красной плюшевой мебелью в комнату с желтой шелковой обивкой и только разводили руками: ни фотографий выпуска не развесишь, ни стенгазеты. Вышли на веранду. За молодым каштаном стояла перед глазами вся плотина гидростанции. Вот настоящий фон для выпускного вечера! Не то что плюшевая мебель и пестрые абажуры, похожие на попугаев! Нельзя такую веранду запирать на ключ — жалко. Как же украсить ее?

Три дня украшал здание коллектив выпускников. Помогали родители. Какой-то инженер-доброхот давал указания.