В коммунальной квартире жил сосед Котов,Расторопный мужчина без пальца.Эту комнату слева он отсудил у кого-то,Он судился, тот умер, а Котов остался.Каждый вечер на кухне публично он мыл ногиИ толковал сообщенья из вечерней газеты «Известия»,А из тех, кто варили, стирали и слушали, многиеЗадавали вопросы — все Котову было известно.Редко он напивался. Всегда в одиночку и лазил.Было слышно и страшно, куда-то он лазил ночами.Доставал непонятные и одинокие вазы,Пел частушки, давил черепки с голубыми мечами.Он сидел на балконе и вниз, улыбаясь, ругался,Курил и сбрасывал пепел на головы проходящих.Писем не получал, телеграмм и квитанций пугалсяИ отдельно прибил — «А. М. КОТОВ» — почтовый ящик.Летом я переехал. Меня остановят и скажут:«Слушай, Котова помнишь? Так вот он убийца,Или вор, или тайный агент». Я поверю, мной нажитТемный след неприязни. За Котова нечем вступиться.За фанерной стеной он остался неясен до жути.Что он прятал? И как за него заступиться?Впрочем, как-то я видел: из лучшей саксонской посудыНа балконе у Котова пили приблудные птицы.
О СОПРОМАТЕ
Я был студентом — сессия, зачет,железные основы сопромата.Кто понимает в этом — не сочтетза чепуху рассказ стипендиата.Да, было важно триста тех рублеймне получать. И потому отважноя поступил, когда среди друзейпошел к Неве, не выдержав соблазна.Глаза слепил адмиралтейский шпиль,горел зачет — я с этим быстро свыкся.«Так ты готов?» — но я не находилразгадки, прислоняясь возле сфинкса.Буксир тащился к пристани с баржой,речной трамвай проплыл два раза мимо.Над городом томился день большой,и были рядом Леня, Леша, Дима.И столько невской молодой воды,такой запас столетья и здоровья,что никакой не виделось бедыпотратить день один на пустословье.«Ну, что же?» — «Начинается…» — «Как раз…» —«Вот через год…» — «Но это слишком долго!» —«Как надо жить?..» — «Тайком ли, напоказ?» —«И сколько сделать — столько или столько?»Мы уходили по теченью внизи шли назад, касаясь парапетов,я думаю, что тот фиванский сфинкснам задавал вопросы без ответов.