— Здесь зверя было много, — говорит Бессонный, указывая на поляну. — Смотришь, на этом конце пасутся кони, а на том — олени и козы.
Мы с отцом ездили сюда на покос. Бывало, когда косишь, переломаешь несколько кос в день: сюда олени ходили сбрасывать рога. Чтобы очистить поляну, мы в один день вывезли четыре воза оленьих рогов.
По горам ползет дымный туман. Голубые просветы в облаках почти исчезли: будет дождь.
В восемь часов утра мы выехали верхом вместе со старшим наблюдателем Григорием Ивановичем Бессонным. Наш маршрут — пастбище Абаго и гора Тыбга.
Едем берегом реки Малчепы к гребню хребта. Сланцевые берега Малчепы обрывисты. Течение быстрой реки сжато каменными теснинами. На многочисленных порогах вода пенится каскадами, подкапывается под гигантские камни, прыгает через них. В воздух летят радужные брызги.
Подъем все круче. Курчавую зелень дубов сменяет высокий и строгий буковый лес. По сторонам тропы стоят серебристые колонны вековых буков, по-здешнему — чинаре́й. Среди буков попадаются отдельные пихты и грабы. Еще выше, за поясом бука, синеют пихты.
Деревья перевиты лианами. Стволы покрыты изумрудно-зелеными пятнами мха. На ветвях и сучьях повисли седые клоки бородатого лишайника. Кроны многих деревьев сплошь опутаны его косматой гривой.
У подножья старых буков рассыпана треугольная колючая скорлупа разгрызенных полчками чинариков — буковых орехов; сотни зверьков трудились здесь ночью. Полчок — ночное животное. Днем он спит, и недаром его называют сонливой белкой, соней. Ночью, невидимые в темноте, полчки бесшумно пробегают по стволам и ветвям деревьев. Только высоко в кронах слышится их неумолчное «цоканье» и, шурша, падает на землю пустая скорлупа чинариков. Утром полчки забираются в дупла и выходят оттуда лишь после заката солнца. Потому и ловить их просто. Для этого делают закрытый со всех сторон ящик, оставляя небольшое круглое отверстие в одной из боковых стенок. В ящик насыпают древесной трухи и к ночи ставят его под деревом. Наутро в ловушке находят двух-трех серых зверьков; они крепко спят, спрятав носы в пушистые хвосты.
Повсюду вдоль тропы встречаются норы кустарниковой полевки. В траве шныряют ящерицы. Змей не видно. Ниже, в долинах рек Малчепы и Белой, водятся ужи, медянки и небольшие полозы; выше, на субальпийских и альпийских лугах, — красная гадюка Казнакова, красивая и очень ядовитая змея. В поясе вечных снегов она выползает на сугробы и часами греется на солнце.
…Над нами синева вымытого дождем неба. Голубовато-золотые косые столбы солнечного света прорезают лесной полумрак. Местами яркие лучи окрашивают листву деревьев и траву в теплый желтый цвет. Будто обрызганные росой, блестят продолговатые листья рододендронов и лавровишни. Широко развернули свои веера папоротники.
Мы поднялись высоко. Впереди, на вершинах еще далекой Тыбги, белеют снега. Справа и слева от нас, в голубом тумане, сбегают с гор леса.
Из травы вылетел с негромким квохтаньем черный кавказский дрозд. По-змеиному вытягивая шею, с ближней пихты воровато и зло смотрит на нас сойка. Резкий звук ее голоса похож на шипенье кошки. В лесу не умолкают свист и щебетанье птичьей мелюзги: малиновок, зябликов, горихвосток, синиц.
Начался пихтовый лес с островами бука и граба. Все чаще попадается крупнолистый горный клен — явор. На высоте двух тысяч метров стоит старый одинокий тис с густой, низко надвинутой кроной. Короткая хвоя тиса иссиня-черна, и он возвышается среди светлой зелени буков и грабов, как черная пирамида.
Между зеленеющими деревьями лежат поваленные бурей и старостью их соседи и предки. Они покрыты разноцветной чешуей лишайника и мха. Одни из мертвых стволов переплели свои сучья с ветвями живых деревьев и как будто падают и не могут упасть. Другие, сломанные до половины, все еще поднимают над землей оголенные от коры могучие пни. Вокруг торчащих обломков растут молодые побеги. Многие из упавших стволов уже сгнили, но остались вывороченные их корнями холмы земли и сланца. Трава всюду примята оленями и медведями. У самой тропы чернеет полулунием свежевскопанная земля. Это рылся дикий кабан. Рядом четкий оттиск небольших и острых кабаньих копыт.
Мы выехали из пихтарников. На опушке их белым частоколом рассыпался березняк. За ним расстилается необозримая, полная свежести и света поляна — субальпийские луга пастбища Абаго. Здесь верхняя граница леса.
Слева от нас вздымается гряда черно-коричневых высоких гор — Абаго, Атамажи, Джемарук, Тыбга. На их вершинах, в каменных складках, лежат вечные снега и льды. По хребтам медленно катятся клубы тяжелых сизо-синих облаков. Синева заволакивает горы.