Избранное

С утра – слышите? – ду-ду-ду, топ-топ-топ, страна дрожит: то наши бабы на работу пошли. Идут наши святые, плоть от плоти, ребрышки наши дорогие. Ох, эти приезжающие – финны, бельгийцы, новозеландцы. Лучше, говорят, ваших женщин в целом мире нет. Так и расхватывают, так и вывозят богатство наше национальное. В чем, говорят, ее сила – она сама не соображает. Любишь дурочку – держи, любишь умную – изволь. Хочешь крепкую, хочешь слабую…

В любой город к нему едет, потерять работу не боится. В дождь приходит, в пургу уходит. Совсем мужчина растерялся и в сторону отошел. Потерялся от многообразия, силы, глубины. Слабше значительно оказался наш мужчина, значительно менее интересный, примитивный. Очумел, дурным глазом глядит, начальство до смерти боится, ничего решить не может. На работе молчит, дома на гитаре играет. А эта ни черта не боится, ни одного начальника в грош не ставит. До Москвы доходит за себя, за сына, за святую душу свою. За мужчин перед мужчинами стоит.

Так и запомнится во весь рост: отец плачет в одно плечо, муж в другое, на груди ребенок лет тридцати, за руку внук десяти лет держится. Так и стоит на той фотографии, что в мире по рукам ходит, – одна на всю землю!

После вчерашнего

Вот она, наполненная жизнь! После тусклой недели литературной работы. Наконец…

Солнце ударило из зенита.

Вчерашнее стоит столбом.

Трудно вспомнить, так как невозможно наморщить лоб.

Только один глаз закрывается веком, остальные – рукой.

Из денег только то, что завалилось за подкладку. Такое ощущение, что в руках чьи-то колени.

Несколько раз подносил руки к глазам – ни черта там нет.

От своего тела непрерывно пахнет рыбой.

Чем больше трешь, тем больше.

Лежать, ходить, сидеть, стоять невозможно. Организм любую позу отвергает.

Конфликтует тело с организмом, не на кого рассчитывать.

Пятерчатка эту голову не берет: трудно в нее попасть таблеткой. Таблетки приходится слизывать со стола, так как мозг не дает команды рукам. Дважды удивился, увидя ноги.

Что-то я не пойму: если я лицом вниз, то носки ботинок как должны быть?

И сколько их там всего?

И хотя галстук хорошо держит брюки, видимо, несколько раз хотел в туалет и, видимо, терял сознание.

Видимо, не доходил, но, видимо, и не возвращался.

И что главное – немой вопрос в глазах.

Моргал-моргал – вопрос остается.

Где, с кем, когда и где сейчас?

И почему в окне неподвижно стоят деревья, а под кроватью стучат колеса? И выжатый лимон с лапками.

Видимо, канарейку выдавил в бокал.

Будем ждать вспышек памяти или сведений со стороны.

Клянемся!

Нас обливает презрением, ругает и издевается категория специальных женщин. Администраторы, дежурные, телефонисты, официанты, няни, врачи, кассиры, не старые, не тупые, не темные. Среднего возраста и образования, безглазый верх, сиплый голос, пропитый выдох, прокуренные пальцы! Что-то вроде парика. О фигуре речи нет – хотя есть тело, низко сидящее на кривых кавалерийских ногах, втиснутых в каблуки. Запах дорогих духов перебивается табаком, вином, сапогами.

По примеру древних греков лисистратов я обращаюсь к вам, мужички! Клянемся! Взявшись за шею, наклонившись в круг, – в древнем греческом танце сиртаки – клянемся!

Даже после дальнего плавания или службы на Севере, даже если очень нужен номер в гостинице или даже билет на поезд к мамане отбыть, даже если вы глубоко и затаенно страдаете от неказистой внешности, прикрытой кишиневским плащом, и жизнь своей мозолистой рукой вот-вот разыщет ваше горло, – и в этом невыносимом кульминационном виде не подходите вы к ним вплотную, не устраивайте им удовольствия, мужички, мужчины, парни боевые, рвущие узду, – стой!

Что может быть хуже презирающего конторского хама-холуя? Только женщина из этого подвида. А наличие чудовищной груди и пожарной помады ничего не обещает, ибо никакая темнота не скроет убожества духа, а вспышка света оскорбит твое зрение презрительным лицом с желтыми зубами. Встреча с ней подсудна, как любовь пожарного со студентом.

Матросы! К вам, одуревшим от качки и хорошего питания, обращаюсь я! Клянемся! Общаться с ними только на непреодолимом расстоянии вашей вытянутой руки.

Офицер-лейтенант-гардемарин, не торопись! Иди погуляй, постой у Пушкина, покрутись у вокзала. Твое счастье бегает повсюду, а несчастье сидит там, за прилавком, и сипло дышит, колыхая тремя банкетками.

Пусть нас ищут, мужички, какие мы ни есть, а если захотим и договоримся, то нас тоже будет очень не хватать, и, чтоб выманить нас на свидание и соблазнить, суровая дама будет впадать в огромные расходы. Женщина мужского типа противна природе, как лающая корова. Пусть так и бегают в поисках нас. А мы у своих, у маленьких и беззащитных, у женственных и благородных.