Избранное

— Я вам скажу, о чем там говорится! Каждую свободную минуту с тех пор, как мы виделись с вами последний раз, я тратил на чтение старых газет в библиотеке. В декабре 1884 года произошло ограбление, похищено несколько тысяч долларов, и после этого в течение многих месяцев в газетах не было ни слова о том, что преступление раскрыто. — Он поднял конверт кверху. — Так вот, в этом письме я советую начальнику полиции заняться одним человеком, работающим в ресторане Хэринга, человеком с необычайно длинным и худым лицом. Если они обыщут его комнату, то, возможно, найдут там несколько тысяч долларов, объяснить происхождение которых он не сможет. И что у него — это абсолютно точно! — не будет алиби на время совершения грабежа в 1889 году! — Инспектор улыбнулся, если только это можно было назвать улыбкой. — Этого для них вполне достаточно, чтобы отправить его в Сан-Квентинскую тюрьму и считать дело закрытым; в те времена не церемонились с преступниками!

У меня отвисла челюсть.

— Но ведь он же не виновен в этом грабеже!

— Он виновен в другом — почти таком же! И он должен быть наказан; я не позволю ему скрыться, даже в 1885 год!

— А другие письма?

— Можете догадаться сами. В каждом говорится об одном из тех, кому вы дали удрать, и каждое адресовано полиции в соответствующее место и время. И вы поможете мне отправить все эти письма — одно за другим. А если откажетесь, я вас уничтожу, профессор, обещаю вам твердо! — От открыл дверцу, выбрался из машины и пошел к углу, даже не оглянувшись.

Кое-кто наверняка скажет, что мне следовало отказаться применить свой аппарат независимо от последствий. Что ж, может быть, и так. Но я не отказался. Инспектор говорил правду, когда угрожал мне, — я это знал и не хотел разрушать свою карьеру, нынешнюю и будущую. Я сделал лучшее, что мог: просил и умолял. Когда я вышел из машины с моим аппаратом, инспектор ждал у почтового ящика.

— Пожалуйста, не принуждайте меня! — воскликнул я: — В этом нет необходимости! Вы ведь никому не рассказывали о своем плане, не так ли?

— Конечно нет, меня бы подняла на смех вся полиция!

— Тогда забудьте об этом! Зачем преследовать несчастных людей? Не так уж они и виновны. Будьте гуманны! Простите их! Ваши взгляды противоречат современным представлениям о реабилитации преступников!

— Надеюсь, вы кончили, профессор? Так вот, знайте: ничто в мире не заставит меня переменить свое решение. А теперь включайте ваш ящик, будь он проклят!

Я безнадежно пожал плечами и стал подкручивать стрелки на циферблате.

Я глубоко убежден, что самый загадочный случай за всю историю сан-францисского Бюро розыска пропавших никогда не будет раскрыт. Только мы двое — я и инспектор Айрин — знаем ответ, но никогда ничего не расскажем. Какое-то время имелся ключ к разгадке, и кто-нибудь мог на него случайно наткнуться, но я его обнаружил. Ключ этот находился в отделе редких фотографий публичной библиотеки; там хранились сотни снимков старого Сан-Франциско, и я все их просмотрел, пока не нашел нужный. Затем я украл этот снимок; одним преступлением больше или меньше — для меня это уже не имеет значения.

Время от времени я достаю эту фотографию и рассматриваю группу людей в форме, выстроившихся в ряд перед сан-францисским полицейским участком. Снимок напоминает мне старинную кинокомедию, все они одеты в длинные форменные пальто до колен, на головах у них высокие фетровые шлемы с загнутыми вниз полями. Почти у всех обвисшие усы, и каждый держит на плече длинную трость так, словно собирается обрушить ее на чью-то голову. С первого взгляда эти люди похожи на каменные изваяния, но посмотрите на их лица внимательней, и вы измените мнение.

Особенно тщательно вглядитесь в лицо человека с сержантскими нашивками, что стоит в самом конце шеренги. На этом лице застыло выражение лютой ярости, и оно смотрит (или мне это только кажется?) прямо на меня. Это — неукротимое в своем бешенстве лицо Мартина О. Айрина из сан-францисской полиции; он находится в прошлом, к которому действительно принадлежит, в прошлом, куда я отправил его с помощью моего маленького черного ящичка, — в 1893 году.