Избранное

— Ну, ладно. У тебя больше ничего ко мне нет?

— Да вообще-то… — начал Алексей Иванович и замолчал. Ему вдруг показалось, что перед ним стоит не его Гришка, а сам товарищ Белокопытов — начальник главного управления. — Да вообще-то мне надо бы с тобой поговорить.

— Будет время — поговорим.

— А… когда примерно? — робко спросил Пузырев-старший и вдруг поймал себя на том, что ему стало немного неловко говорить сыну «ты».

— Когда поговорим? Сейчас тебе скажу. Скажу тебе сейчас. Тебе сейчас скажу. Давай в среду на будущей неделе. Часика в четыре. А?

— Слушаюсь. Значит, я прямо тогда зайду к тебе. Или, может, лучше предварительно позвонить?

— Да, лучше позвони с работы, и мы уточним. Мало ли что.

— Слушаюсь. Понимаю.

— Ну и прекрасно. А сейчас, папа, я пойду, ты уж меня извини.

— Пожалуйста, пожалуйста, я же понимаю. Не маленький.

Гриша направился к себе в комнату, но остановился на пороге.

— Разболтались мы, а я совсем забыл. Еще ведь по черчению кое-что есть. Отец, у меня к тебе просьба…

— Слушаю.

— Подготовь мне, пожалуйста, доску и готовальню.

— Хорошо.

— Вот. А кончишь дело, пойди погуляй. А то что-то мне, папа, твой цвет лица не нравится.

Гриша прошел к себе, а Пузырев-отец достал готовальню и положил чертежную доску. Через несколько минут послышался голос Гриши:

— «Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты…» И тушь, папа, достань, в шкафчике, где книги… «Как мимолетное виденье…» Там цветная, ее оставь, только черную… «Как гений чистой красоты».

Зазвонил телефон. Пузырев-старший снял трубку:

— Слушаю. Кого? Гришу? Нельзя. Григорий Алексеевич занят. У него… это… совещание по вопросам культуры и просвещения в двенадцатом веке. Позвоните на той неделе. В среду. Впрочем, нет, лучше позвоните во вторник вечером, и вам скажут, сможет ли он в среду. При чем тут шутки? Кто говорит? Это его секретарь говорит.

Пузырев-старший положил трубку и отправился на кухню. Он поставил чайник, сделал бутерброд, достал варенье и проследовал с подносом в комнату, где под грузом домашних заданий томился его сын.

— Прошу прощения, Гриша, — сказал Алексей Иванович и поставил на стол поднос.

Раскачиваясь, как мусульманин, совершающий молитву, повторял Гриша: «Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты» — бессмертные пушкинские строки.

— Доска готова. Готовальня готова. Тушь готова. Завтрак готов, — с четкостью флотского старшины доложил отец.

Гриша устало кивнул.

— «Я помню чудное мгновенье…»

— Вот бутерброд, а вот варенье, — неожиданно сказал в рифму Пузырев и покинул комнату.

1946

СТРАШНАЯ МЕСТЬ

Начнем с того, что я не женат. Сам факт этот, может быть, и не имеет особого общественного значения, однако скажу вам, что с проблемой женитьбы дела мои обстоят очень неважно.

И не потому это происходит, что такой уж я безнадежный жених. Нет, дело совсем не в этом. Весь секрет заключается в том, что мне просто не везет.

Вот на прошлой неделе я познакомился с одной очаровательной женщиной — и вы, наверное, думаете, что все было хорошо. Нет!.. Само знакомство было таким, я бы сказал, необычайным, что женщина эта, когда меня видит, отводит глаза и улыбается…

Дело было так. Я приехал в Москву в командировку и поселился в гостинице. В первый же вечер ко мне в гости пришел Саша Каневский — старый мой друг и веселый человек.

Приходит Саша. Мы сидим беседуем, пьем потихоньку пивцо, одним словом, душевно коротаем вдвоем вечер. И вдруг замечаем, что уже два часа ночи. Саша говорит:

— Знаешь что, Володя, я, пожалуй, остаюсь у тебя ночевать.

Я говорю:

— Оставайся, пожалуйста, но, вообще-то говоря, администрация гостиницы этого не разрешает.

— Подумаешь, — говорит, — администрация! Ерунда. Я остаюсь.

Ну, если так, думаю, ладно. Стелю я Саше на диване, сам ложусь на кровать и вдруг слышу, какие-то голоса доносятся из коридора. Потом опять тихо стало.

Тогда я говорю Саше:

— Если постучат в номер, бери свои манатки и полезай сразу в шкаф. Сиди тихо и на голоса и стуки не отзывайся. Тебя нет. Понимаешь? Нет тебя.

— Хорошо, — говорит Саша. — Если что — я сразу в шкаф.

— Ну, — говорю, — спокойной ночи.

Не успел я и дыхание перевести, смотрю — Саша спит.

А я лежу и вспоминаю, сколько раз меня Сашка разыгрывал. Сейчас, думаю, устрою я ему номер, страшную месть.

Встаю тихонько, надеваю на руки полуботинки и на цыпочках выхожу за дверь. В коридоре почти темно, одна лампочка горит. Тогда я стучу полуботинками по полу, потом в дверь.

Слышу — в номере возня. Тогда я говорю:

— Товарищ дежурный, вы ошиблись, у меня в номере посторонних нет!

— Ладно. Спокойной ночи! — отвечаю я сам себе басом и случайно толкаю дверь.

И тут происходит кошмарная история. Захлопывается замок, и я остаюсь в коридоре.

Ох, думаю, господи, что же это будет?.. Я тихонько стучу. Никакого впечатления. Стучу сильней — тот же эффект. Сашка, видимо, сидит в шкафу и исполняет мое указание — не реагировать ни на какие стуки.

Положение у меня критическое, сами понимаете. Идти в таком виде к администратору, тем более что администратор женщина, — невозможно.

Тогда я становлюсь на колени и шепчу под дверь: